Любовь, опять любовь
Шрифт:
Лет пятнадцать назад в соседских домах его круга наверняка можно было услышать беседу примерно следующего содержания:
«Элизабет справилась. Спасла Квинзгифт».
«Что ж, молодец. Значит, все-таки добыла деньги?»
«Да, и целую кучу. Вышла за Стивена Эллингтон-Смита».
«Из Глостершира? Тамошние Эллингтон-Смиты сами штанов».
«Нет, из Сомерсета. Ветвь глостерширских».
«А, знаю, знаю. Мой кузен с ним вместе учился».
«Так или иначе, прекрасно. Славно, что она не потеряла Квинзгифт».
Так что удел Стивена — всеобщее одобрение и поддержка, несмотря на его несколько эксцентричное хобби. В конце концов,
Подошло время завтрака в том же помещении, что и вчерашний ужин. Уже присутствовали Мэри Форд и Рой. Двое солидных, разумных граждан вкушали солидный, разумный завтрак. Появился Эндрю, которого, собственно, никто не звал. Его место в гостинице, в которой он, возможно, даже не отметился. Не исключено, что провел ночь на какой-нибудь из скамеек в парке, пожирая глазами дом, в котором ночевала отвергнувшая его возлюбленная — она, Сара! Эндрю ничего не поглощал, ничего не вкушал, сидел перед чашкой черного кофе, бледный, насколько может казаться бледным покрытый здоровым загаром здоровый мужчина. Он сверлил Сару пристальным ироническим взглядом, не то чтобы испепеляющим, но в достаточной мере уничтожающим. Если он ненавидел ее с эмоциональным накалом отвергнутого любовника, то она чувствовала побуждение реагировать со смешанными чувствами возмущения и презрения, свойственного девице-полуподростку, оценивающей тридцатилетнего «старика»: «Да как он смеет! Да что это он о себе возомнил!» Собрав по сусекам ошметки юмора и здравого смысла, Сара отвернулась, чтобы налить себе кофе, и услышала, как гулко хлопнула дверь. Повернувшись обратно, Эндрю она уже не увидела. Оглядела Мэри и Роя, ожидая комментариев, но те ее как будто не замечали.
Через некоторое время Мэри отставила чашку.
— Пойду-ка я, гляну, что там из пейзажа на пленку просится. Свет в самый раз для съемки.
А Рой обратился к Саре:
— Сара, мне нужен отпуск. Две недели. Развод требует, скорее не управлюсь. — И он вышел вслед за Мэри.
Сара подумала, что этот добрый друг ее переживает сейчас не меньше, чем она сама, но это ее нисколько не утешило.
Подошел Генри. Выглядел он ужасно, чувствовал себя не лучше, и Сара злорадно подумала: «Поделом тебе!». Он сыпанул в чашку кукурузных хлопьев, уселся
— Вот так, — просипел Генри в ответ на тысячи безмолвных обвинений из словаря любви, известного каждому, так что и перечислять нужды нет. Начинаются эти обвинения обычно с вопроса: «Если ты меня действительно любишь, как можешь ты поступать столь жестоко?». — Вот этак. Я надрался, но это не особо помогло. Сунул столь презираемые вашей милостью затычки в уши, врубил на полную громкость, и утром они меня разбудили. Всю ночь гремели в мозги. Вот таким вот образом провел ночку, — закончил он фразу под смех Сары.
— Примите мои искренние поздравления.
— Благодарю, благодарю.
Казалось, он принял ее поздравления всерьез, заглянул в глаза в поисках подтверждения, но она опустила веки, почувствовав, как все тело ее ниже пояса растворяется в теплом пруду.
— В Стратфорд едете после завтрака? Знаете, что намечена поездка в Стратфорд?
— Нет, в Стратфорд я с вами не поеду.
— Сара… — упрек, обида, уязвленность (начал придуриваться). — Сара, ну почему, почему вы не едете со мной в Стратфорд?
— Никуда я с вами не поеду, — сказала она, не видя ни комнаты, ни этого идиота: слезы застилали ей глаза.
— Сара! — Он вскочил, дернулся в направлении кофейника и даже шаг к нему сделал, но задержался, схватившись за спинку стула, приняв обвинительную позу, непонятно кого обвиняя. С усилием что-то сообразив, подошел все же к буфету, налил кофе, выпил залпом, не сходя с места. Поморгал, вернулся на место, уселся с видом обиженным, моргая и отдуваясь.
Она тоже поморгала, и калейдоскопическая масса в глазах сложилась в физиономию Генри, белую скатерть, поблескивающее столовое серебро.
— Голова каруселью, — пожаловался Генри.
Эта иллюстрация конфликта культур заставила Сару засмеяться. Ей захотелось поделиться мыслями по этому поводу, но с кем? Разве что со Стивеном…
— Каруселью… Я в одной комнате, мыслями с вами, вы в другой, думаете обо мне… В этом вы видите путаницу?
Он засмеялся как-то через силу.
— Если бы кто-то сказал мне в юности, — продолжала Сара, — что я… не буду говорить «под старость»… стану спорить с влюбленным в меня молодым человеком… Я ведь имею основания утверждать, что вы в меня влюблены?
— Полагаю, имеете все основания так утверждать. Разве что я не так уж и молод. Скоро обо мне уже можно будет сказать «средних лет». Совсем недавно я заметил, что молоденькие девицы больше не обращают на меня внимания. Признаюсь вам честно, сильно переживал, когда это заметил.
— …Буду спорить с молодым человеком, уговаривая его со мною переспать… да я бы себе глотку взрезала!.. «Мы знаем, кем мы стали, не знаем, кем могли бы стать». И слава богу, что не знаем.
— Шекспир, разумеется.
Сюзан вошла из сада.
— Автобус прибыл. В Стратфорд. — Она выглядела разочарованной. Разумеется, тем, что не нашла Стивена.
Генри поднялся, оперся о стол.
— Серый американец ни разу не видел «Ромео и Джульетты».
— Жаль, что не «Сон в летнюю ночь».
— Тоже не видел.
Сюзан с удивлением вслушивалась в злые голоса, которыми велся этот шутливый диалог, на лице ее появилась робкая улыбка миротворца, не надеющегося на успех своей миссии.