Любовь, опять любовь
Шрифт:
Он вышел, и вскоре за ним последовали исполнители.
Стивен, Сара и Бенджамин остановились на крыльце, наблюдая за прибытием зрителей, покидавших машины и проходивших к своим местам. Погода — как по заказу. Высоко в западной части неба парили перистые облака, деревья застыли, как на фотоснимке. В кустах дрались и хулиганили птицы. Ряды быстро заполнялись зрителями.
Сара увидела машину брата. Из нее вышли Хэл, Энн, Бриони и Нелл. Появления семейства брата она не ожидала. Хэл, очевидно, прямо с работы, на нем темный костюм, в котором он консультирует вечерами на Харли-стрит. Дамы его сияют цветастыми платьями и золотистыми волосами. Для них экскурсия в мир Сары — своего рода праздник, перемена обстановки. Родители хоть ненадолго вынырнули из океана работы, да и дочери ежедневно проводят немало времени в банке и в лаборатории.
Сара помахала брату, и он удостоил ее королевского жеста дланью. Поскольку пальцы величественной десницы его остались сомкнутыми, жест получился не столько королевским, сколько кардинальским, он как бы оделил троих стоявших на крыльце благословением. Поверх живой изгороди Сара видела, как Хэл плывет к первому ряду, словно большой черный мяч на светлой цветастой волне. Шагал он уверенно, глядя прямо перед собой и сохраняя выражение лица, которому Сара всегда дивилась. Не лицо, а какая-то фигура на носу галеона. Ей иногда приходило в голову, что Хэл выглядит, словно находится под влиянием гипноза или наркотиков. Абсолютная уверенность в себе, безграничное самодовольство. Откуда у него эта повадка? Брат всегда оставался тайной для Сары. Когда семейство добралось до своих мест, он удалил с сидений таблички брони, переставил их на соседние сиденья и уселся, не оглядываясь на цветастое сопровождение.
В первом ряду занимали места и критики из Лондона, сохранявшие вид снизошедших на грешную землю обитателей Олимпа. Иные, впрочем, бегло оглядывались по сторонам, опасаясь, что кто-нибудь попытается с ними заговорить и повлиять на легендарную беспристрастность. Зрители весело болтали, восхищались погодой, садом, домом; знакомые обменивались новостями.
Генри проводил Стивена, Сару и Бенджамина к актерам для отеческого наставления и напутствия. Зачитали приветственные факсы от Билла из Нью-Йорка и от Молли из Орегона: «Думаю о вас…»; «Очень хотела бы быть с вами…». Новое здание, заполненное людьми и… и чем-то еще, уже не казалось пустым и неодушевленным.
Четверо заняли места справа в последнем ряду.
Опытные глаза оценили критиков. Первостатейных лишь двое. Элизабет звонким голосом благодарила их за то, что они удостоили спектакль своим присутствием… Остальные — второй эшелон, третья гильдия и вообще ученики. Прибыл и Роджер Стент. Огляделся, нашел взглядом Соню, сухо кивнул ей, как будто судья перед открытием заседания, получил в ответ жест, означавший скорее «пошел в анус», чем приветствие. Критики прибыли двух пород: театральные, готовые судить со своей театральной колокольни; и музыкальные, привыкшие к музыкальным праздникам Квинзгифта, о драматическом театре имевшие представление весьма относительное. Ни один из них не был готов судить о представляемом симбиозе в целом. В этом отношении публика оказалась компетентнее критиков, и когда зазвучала музыка трубадуров, раздались аплодисменты. Программка подготовила восприятие, в ней целая страница посвящалась истории, истокам, музыке XII–XIII веков, арабским влияниям, инструментам, также восходившим к арабским, и неожиданному возрождению старины в музыке Жюли Вэрон, которая, как совершенно достоверно известно, никогда не слышала древних мелодий.
Но музыка эта звучала во втором действии, а двое «главных» критиков убыли после первого, чтобы успеть на поезд. Оба выглядели оскорбленными, зря потратившими драгоценное время.
— «Неглубокое содержание», — пошутила Сара, цитируя завтрашнюю разгромную статью.
— «Ложная экзотика», — отозвалась Мэри.
— «К несчастью, экзотические выкрутасы не смогли спасти пьесу от провала», — припечатал Рой.
Критики помельче досидели до конца второго акта, так что прозрачной, потусторонней, надличностной музыки третьего действия никто из них не услышал.
Мэри усмехнулась.
— Спорим, каждая статейка будет озаглавлена «Она была бедна, она была честна».
— Или «Сегодня наша свадьба отменяется, моя жена всегда не вовремя вмешается», — предложил свой вариант Рой.
Все музыкальные критики высидели до самого конца.
Зрители аплодировали стоя. Они безоговорочно приняли пьесу, хотя и не столь бурно, как во Франции.
Внимание Сары отвлекло появление во время второго действия Джойс с подругой Бетти и неизвестным молодым человеком. Они возникли в разрыве гибискусовой живой изгороди, служившем входом в театр. Выглядели все трое, как дети, подслушивающие за закрытой дверью разговор
Бетти оказалась девушкой крупной, откровенно жирной; сидела она, раскинув перед собой обтянутые джинсами ноги и скрестив руки на обширной груди, без всяких бюстгальтеров размазанной под футболкой. На грубой, некрасивой физиономии ее застыло скептическое выражение типа «Ну, чего я тут не видала…». Волосы спутанные и, естественно, давно не мытые. Джойс на ее фоне казалась сиротинушкой. Очевидно, Бетти выполняла при ней роль матери. Парень сидел чуть поодаль от девиц, тощий, тонкошеий, прыщавый. По окончании пьесы они сразу исчезли.
После спектакля в саду состоялся неофициальный прием для участников постановки и соседей хозяев дома. На длинных столах вино и кондитерские изделия. За столами хозяйничают те же Ширли и Элисон, а Элизабет, Нора и Стивен приветствуют гостей. Публика расходится, уезжают в ближайший город и в Лондон автомобили и автобусы, но в саду еще осталось около двухсот человек. Появился Хэл, направился сразу к Стивену, представился не как брат Сары, а как доктор Милгрин, так что Стивен не понял, кто он такой, не подав, однако, виду. От вина Хэл отказался, сообщив, что завтра с утра его ждут больные, сестру милостиво похвалил: «Очень, очень мило, Сара», — и величественно отбыл, не поинтересовавшись, не желают ли его дамы пригубить вина. С другой стороны лужайки Хэл благосклонно обозрел дом и сад. Его и Энн быстро заметили, окружили какие-то люди, пациенты или коллеги. Сара вдруг осознала, что она не только рассматривала Стивена сквозь призму Жюли, но и не знала ничего о профессиональной жизни брата. Многие, однако, неплохо представляли, кто такие доктор Милгрин и его жена, скорее всего, знали и об их дочерях, в том числе и о третьей, заблудшей. «Жаль, не повезло ему с младшей… Та еще девица…»
Как раз когда Сара решилась поговорить с братом о Джойс, он с семьей погрузился в машину и отъехал. Она продолжила беседы со всеми желающими, отвечала на вопросы, не забывала подчеркнуть, что у нее есть соавтор, хозяин додоа, Стивен Эллингтон-Смит, который тоже может рассказать много интересного. Это продолжалось около часа, сумерки сгущались, смех и разговоры звучали под деревьями, и среди прочего Сара вдруг услышала, как некий молодой человек со смехом сообщил, что к нему сейчас пристали две девицы, предложив отсосать за десять фунтов. Сара присмотрелась. Развеселыми собеседниками оказались Сэнди Грирс и Джордж Уайт. Сара тут же подошла к ним.
— Прошу прощения, но одна из этих девиц, скорее всего, моя племянница. Случайно не знаете, куда она направилась? — Сара с трудом сохраняла спокойствие, зная, что Генри где-то неподалеку, что и к нему могут обратиться с подобным предложением, ей становилось дурно даже при мысли об этом.
Молодые люди тотчас посерьезнели, прониклись сочувствием к проблеме с родственницей. Джордж предположил, что девицы могли направиться в бар под названием «Старый лис», единственное заведение, открытое в это время суток. Он вызвался доставить туда Сару. Сэнди удалился, и Сара спросила, не было ли с девицами также и молодого человека. Да, был, ответил Джордж, несколько колеблясь, как бы зная что-то еще. Но Сара прекратила расспросы. Ей казалось невероятным, что Сэнди мог воспользоваться услугами каких-то сомнительных первых встречных девиц. Однако, кто его знает… К удивлению своему, Сара ощутила как бы «эстетический удар» от предположения, что кто-то, наслаждавшийся (совершенно точное слово) прекрасным Биллом Коллинзом, мог помыслить о нечистом ротовом отверстии какой-то бродяжки.