Любовь пиратки Карибского моря

Измайлова Ирина Александровна

— Тоже сказки! — пожала плечами леди Дредд. — Сам-то посчитай, дядя Генри: у них было семь кораблей, все с полным экипажем. Они нагрузили корабли золотом. Да еще, что же, на каждый корабль запихали по двести с лишним человек пленных? Быть не может. Даже если они прихватили в порту еще несколько кораблей.

— Согласен, цифра, наверное, преувеличена, — согласился Бэкли. — Но сама история захвата крепости — чистая правда. Так и плавал де Граммон в качестве королевского пирата, покуда в тысяча шестьсот восемьдесят шестом году Франция не заключила мир с Испанией. Патенты на пиратство выдавать перестали, но изобретательный флибустьер не утихомирился. Он грабил испанские колонии уже на свой страх и риск. И возможно, болтаться бы ему, в конце концов, на виселице, но выручил еще один подвиг пирата-аристократа. Он со своими молодцами

захватил испанский город Кампече. При этом два десятка пиратов погибли, а двоих испанцы захватили в плен. Де Граммон предложил губернатору соседнего города, кажется, это был город Мерида, обменять всех захваченных им пленных испанцев на двоих своих товарищей. А пленных было несколько сотен, и де Граммон обещал их всех казнить, если пиратов не отпустят. Губернатор отказался. Плевать ему было на своих, лишь бы не поступиться дутой испанской честью — не выпустить ненавистных флибустьеров. Они, кстати, сумели сбежать. Де Граммон не скоро узнал об этом и мог бы привести в исполнение свою угрозу, однако не сделал этого — все испанские пленники остались живы. Зато предводитель пиратов устроил грандиозный фейерверк в захваченном городе. Это было двадцать пятое августа — день именин короля-Солнце [20] . Де Граммон приказал поджечь склады с драгоценным кампешевым деревом, которых в городе было несколько. «Для французского короля мне ничего не жалко!» — сказал он. Весь город озарился пламенем, вверх взлетали высоченные столбы огня, а пираты пировали под открытым небом, ели из драгоценной посуды, собранной в домах местной знати, пили лучшие вина из местных погребов.

20

К о р о л ь — С о л н ц е — самое известное прозвище французского короля Людовика XIV.

Огонь со складов перекинулся на соседние деревянные дома, и Кампече запылал, освещая все окрестности огромным заревом. А флибустьеры все праздновали свою победу и один за другим произносили тосты во славу французского короля. Узнав об этом, Людовик Четырнадцатый еще раз проявил снисхождение к пирату-аристократу, хотя для этого ему потребовалось, вероятно, больше выдержки, чем тогда, когда де Граммон, будучи мальчишкой, заколол обидчика своей сестры. Ведь с Испанией теперь был мир, и испанские колониальные власти требовали наказать дерзкого флибустьера за сожженный город Кампече и истребленный отряд военных, пытавшихся помешать пиратам. Людовик тем не менее не стал наказывать де Граммона. Он решил дать храбрецу возможность служить его величеству уже не под черным флагом.

— Помню! — воскликнула Вероника. — Он назначил де Граммона губернатором Сан-Доминго. Но тот почему-то не прибыл к месту службы.

— Да, — кивнул Бэкли. — И это — самая странная и удивительная история во всех похождениях французского пирата. Де Граммон ждал королевского решения своей судьбы на острове Тортуга. И вот пришло назначение, которое, конечно, обрадовало флибустьера — в конце концов, он искренне желал служить своему королю и понимал, что с морским разбоем нужно теперь кончать. Новый губернатор снарядил большой корвет, взял с собой пару сотен самых испытанных своих соратников и отплыл с Тортуги. В те дни море было спокойно. Штиль не штиль, но штормов точно не было. Поэтому остается лишь гадать, что могло приключиться с кораблем де Граммона, но в Сан-Доминго он не пришел. Никто никогда больше не видел ни самого флибустьера, ни кого-либо из его спутников, ни их корвета. Де Граммон исчез столь загадочно, что о нем долгое время ходили самые невероятные слухи. Вот такая история!

— Да, — задумчиво произнесла Вероника, скармливая воробьям остатки своей лепешки и допивая молоко. — Странная жизнь, и очень странный конец. Если предположить, что судно перехватили мстительные испанцы, то об этом все равно кто-то где-то обязательно знал бы. Однако ты ведь рассказал мне эту красивую историю не просто так, да? Ты никогда ничего просто так не рассказываешь. По-твоему, наш Бартоломью чем-то похож на де Граммона, верно?

— Верно, — сказал штурман. — И увлечь его может тоже какая-то затея, похожая на сказку.

— Ты что, предлагаешь мне позвать его штурмовать Веракрус? — ехидно покосилась на своего друга Вероника. — Или, может, спалить

где-нибудь склад дорогой древесины? Будь покоен, если бы мне понадобилось, Веракрус я тоже взяла бы. Только вот есть две загвоздки: во-первых, нарушения закона на сей раз нам надо постараться избежать, и, во-вторых, не уверена, что Бартоломью любит орудовать в компании других пиратских капитанов. Тем более знаменитых.

— Все верно, — согласился Бэкли. — Но у меня родилась другая мысль…

— Какая?

— Погоди. Вот обдумаю как следует, тогда и расскажу. Просто я знаю об Анри де Граммоне еще одну историю, но не уверен, что это — правда. Впрочем, правда или нет, не так уж важно. Просто надеюсь, что об этой истории слыхал и капитан Удача. Другое дело, что он не может знать об этом столько же, сколько знаю я.

Вероника насторожилась. Она знала своего старого друга: если Генри Бэкли говорит о чем-то с таким вот загадочным блеском в глазах, пряча улыбку в своей густой бороде, значит, у него родилась идея, а идеи старого штурмана никогда не бывали глупыми.

Тем не менее леди Дредд проговорила:

— Если речь о каком-то сокровище, спрятанном или, напротив, потерянном знаменитым пиратом, то это — не та приманка. Конечно, Робертс тоже небескорыстен — так или иначе за богатством гоняются все пираты. Но вряд ли Бартоломью купится на сказку из «Тысячи и одной ночи». Он же не Роберт Тич, которого мы поймали, поманив кладом Генри Моргана.

— Согласен, Рони, согласен. Но речь не о простом сокровище. Я узнал эту историю, когда служил на английском военном флоте, с твоим отцом. Кажется, я не рассказывал тебе, как впервые познакомился с нашим другом падре Патриком.

— Возможно. Особенно если это случилось, когда я еще не родилась, — сказала Вероника.

— Это случилось позже. Не забудь, что падре Патрик всего двадцать три года как принял монашество, а до этого тоже был военным моряком. Но ты была девчонкой, лет этак девяти, верно, я не подумал, что тебе это будет интересно. А случилось тогда вот что. Прямо в море меня хватила тропическая лихорадка. Видит бог, первый и последний раз в жизни. Адмирал понял, что его штурман вот-вот ляжет вдоль доски [21] , ну и решил временно оставить меня на берегу, тем более я был уж не мальчик. По курсу у нас как раз была Ямайка, и кто-то сказал капитану, что в устье реки Блэк-Ривер есть монастырь, а в нем служит очень славный монах падре Патрик и он, ко всему прочему, умеет лечить от лихорадки. Меня оставили в монастыре, где я, к стыду своему, провалялся чуть ли не месяц, а после разыскал нашу эскадру и, к радости адмирала Дредда, вернулся на службу. Зато познакомился с нашим замечательным падре, которого, знаю, ты тоже любишь.

21

«Л я ж е т в д о л ь д о с к и», то есть будет по морскому обычаю похоронен в море. Людей, умерших во время плавания или убитых в морских сражениях, заворачивали в брезент, укладывали на широкую доску, положенную поперек борта, и затем, наклонив доску, спускали тело в воду.

— Люблю, — она улыбнулась. — Но, как я понимаю, он рассказал тебе что-то такое, что сейчас подсказало интересную мысль?

— Именно так, Рони, именно так. Только я сам должен все это как следует припомнить. Вспомню во всех подробностях и расскажу. А пока пошли-ка на корабль. Не то как бы ребята не встревожились и не стали нас искать.

Глава 7

МЕЛКИЕ НЕПРИЯТНОСТИ

Как оказалось, они не зря поспешили вернуться на «Черный алмаз». Возле сходней их поджидал старый знакомый — лейтенант военного флота Антуан Туре.

— Слава богу! — воскликнул он, еще издали завидев шагавшего по мосткам капитана. — Ваши остолопы не пускают меня на корабль, мсье. А если кто-то заметит, что я здесь ошиваюсь, и донесет моему начальству или самому губернатору, мне не поздоровится.

— Поднимайтесь! — Вероника, не останавливаясь, указала гостю на крутые сходни «Алмаза». — И благоволите объяснить, чему я обязан видеть вас снова?

Туре взбежал следом за Черным Алмазом и, оказавшись на палубе, по которой деловито сновали матросы, занятые приведением в порядок судового такелажа, проговорил, понизив голос: