Любовь, пираты и... (сборник)
Шрифт:
Это были огромные силы. И все-таки Гитлер просчитался. Хотя в ходе всей войны «Цитадель» стала переломной операцией, но переломной не в пользу немцев, а наоборот.
Потому что это была знаменитая танковая битва под Прохоровкой…
«6 июля 1943 года к командующему 5-й гвардейской танковой армией П. А. Ротмистрову прилетел командующий Степным фронтом генерал-полковник И. С. Конев. Он проинформировал Ротмистрова о боевой обстановке.
– Наиболее мощный удар противник наносит на курском направлении. В связи с этим, – сказал Конев, – Ставка приняла решение о передаче Воронежскому фронту вашей армии. Вам надлежит в очень сжатые сроки сосредоточиться вот здесь… – Командующий на карте очертил красным карандашом район юго-западнее Старого Оскола.
Примерно через час Ротмистрову позвонил И. В. Сталин.
– Вы получили директиву о переброске армии на Воронежский фронт?
– Нет, товарищ Сталин, но об этом я информирован товарищем Коневым.
– Как думаете осуществлять передислокацию?
– Своим ходом.
– А вот товарищ Федоренко говорит, что при движении на такое большое расстояние танки выйдут из строя, и предлагает перебросить их по железной дороге.
– Этого делать нельзя. Авиация противника может разбомбить эшелоны или железнодорожные мосты, тогда мы не скоро соберем армию. Кроме того, одна пехота, переброшенная автотранспортом
– Вы намерены совершать марш только ночами?
– Нет. Продолжительность ночи всего 7 часов, и если двигаться только в темное время суток, мне придется на день заводить танковые колонны в леса, а к вечеру выводить их из лесов, которых, кстати сказать, на пути мало.
– Что вы предлагаете?
– Прошу разрешения двигать армию днем и ночью…
– Но ведь вас в светлое время будут бомбить, – перебил Ротмистрова Сталин.
– Да, возможно. Поэтому прошу дать указание авиации надежно прикрыть армию с воздуха.
– Хорошо, – согласился Верховный. – Ваша просьба о прикрытии марша армии авиацией будет выполнена. Сообщите о начале марша командующим Степным и Воронежским фронтами.
Ротмистров со своим штабом тут же наметил маршруты движения армии. Для марша была определена полоса шириной 30–35 километров с движением корпусов по трем маршрутам.
…И вот танкисты Ротмистрова подняты по тревоге. Загудела земля под гусеницами семиста шести тяжелых машин. В 1.30 7 июля 1943 года армия форсированным маршем двинулась к Обояни. В первом эшелоне шли 29-й и 18-й танковые корпуса. 5-й механизированный корпус находился во втором эшелоне.
Быстро таяла короткая июльская ночь. Казалось, и вовсе не было ее. С рассветом командарм по радио связался с комкорами. Все в порядке! Колонны двигались размеренно и четко. Над ними в безоблачном небе барражировали наши истребители. На По-2 за движением следил командующий фронтом И. С. Конев.
Впечатляющей с воздуха была картина движения танковой армии. Чтобы ее представить, достаточно сказать, что только один 29-й танковый корпус двигался колонной около полутора десятков километров. Рассвет растворился в сплошной завесе пыли. Она поднималась на несколько метров, покрывая толстым серым слоем придорожные кусты, танки и автомашины.
Было нестерпимо душно, людей мучила жажда. Мокрые от пота комбинезоны и гимнастерки липли к телу.
От пыли и выхлопных газов почернели лица бойцов. На зубах тоже хрустела пыль. Тяжелее всех пришлось механикам-водителям, в том числе водителям танкового батальона Ризо Горидзе. Члены экипажей периодически подменяли их у рычагов, давали возможность отдохнуть на коротких остановках. Терпели люди, потому что дорог был каждый час.
Нелегко пришлось и технике. Моторы танков и самоходов натужно выли от изнеможения, но работали. Вот когда сказались все усовершенствования, внесенные в танки зимой сорок третьего!
В деревнях, через которые шли войска, женщины и дети с тревогой и надеждой смотрели вслед колоннам танков, мотопехоты, артиллерии. И каждый танкист, глядя на людей, мысленно говорил: «Не дадим вас в обиду. Видите, какая идет силища! Это идет стальная Красная гвардия!»
Утром 8 июля головной 29-й танковый корпус армии вышел в район юго-западнее Старого Оскола. Если считать, что наступивший день был потрачен на подтягивание тылов и окончательный выход бригад и частей в указанные им районы, то за двое суток армия фактически преодолела 230–280 километров.
Следующий день прошел в подготовке к боям. Экипажи и расчеты проверяли и приводили в порядок материальную часть, заправляли машины, чистили оружие. В первом часу ночи 9 июля прозвучала новая команда: «Танки повернуть на юг, к исходу дня выйти в район Прохоровки в готовности вступить в сражение…» Предстоял еще один, на этот раз 100-километровый марш.
Колонны 5-й гвардейской развернулись на юг. Леса кончились, и взору танкистов открылась холмистая степь. Вокруг лежали поля Белгородчины. Армия Ротмистрова, несмотря на запыленность воздуха, жару и усталость, преодолела и эту сотню километров, в установленный срок заняла район на рубеже Веселый, Прохоровка.
Генерал Л. В. Сергеев, участвовавший в этом беспримерном марше, сохранил данные по составу и виду вооружения армии Ротмистрова. В районе Острогожска армия имела 446 Т-34, 218 – Т-70, 24 самоходки СУ-122 и 18 – СУ-76. Всего 706 боевых машин, на 470 из них стояли дизели В-2».
Именно в эти дни Макаров, узнав об аресте Ани, напрочь выключился из жизни. Тупо сидел дома, не выходя из квартиры и не отвечая на телефонные звонки. Ни с кем не разговаривал, не открывал ни Дворкину, ни Полтаве. А на третий день, на рассвете, встал и, даже не заперши квартиры, вышел из дома и пошел куда глаза глядят. В полумраке таежного рассвета никто не видел этого, и он не видел никого вокруг. Размеренно, как слепой или как робот, он шел в сторону тайги. И единственный, кто ему попался на пути, – однорукий алкаш-водовоз, который поздоровался, но, не получив ответа, покатил себе дальше на своей водовозке…
«Прохоровское сражение началось 10 июля на участке, занятом войсками командующего фронтом генерала Ватутина. К исходу дня немцы захватили важный оборонительный пункт – совхоз „Комсомолец“ – и закрепились в районе деревни Красный Октябрь. Всего этого немцам не удалось бы достичь, несмотря на ударную мощь своих соединений, если бы не исключительно эффективные действия „люфтваффе“ по поддержке своих войск. Как только позволяла погода, немецкие самолеты буквально „жили“ в небе над полем боя: 7–8, а то и 10 боевых вылетов в день были для пилотов не редкостью. Ju-87G с 37-миллиметровыми пушками в подвесных контейнерах буквально терроризировали советских танкистов, нанося им очень большие потери. Не меньше страдали и артиллеристы, тем более что в первую неделю битвы советской авиации никак не удавалось организовать должный отпор „люфтваффе“.
К исходу 11 июля немцы потеснили советские части в районе хутора Сторожевое и взяли в плотное кольцо части, оборонявшие Андреевку, Васильевку и Михайловку. В этот день совершил свой подвиг взвод противотанковых ружей 284-го снайперского полка 95-й гвардейской снайперской дивизии под командованием лейтенанта Петра Шпятного. 9 бронебойщиков вступили в схватку с 7 немецкими танками и все их подбили. Погибли все советские бойцы, а последний вражеский танк взорвал сам тяжело раненный командир взвода, бросившись под него с гранатами.
До самой Прохоровки оставалось всего 2 км без каких-либо серьезных укреплений. Ватутин понимал, что на следующий день, 12 июля, Прохоровка будет взята, и немцы повернут на Обоянь, выйдя заодно в тыл 1-й танковой армии. Надеяться можно было только на контрудар армии Ротмистрова, который должен был переломить ситуацию…»
Совещание у Сталина по результатам первого дня этого сражения. На совещание вызван Макаров. Но он не прилетел. Сталин изумлен:
– Что значит: не прилетел? Нелетная погода?
Берия докладывает:
– Макаров сбежал.
– Как сбежал? Куда?
– Вот смотрите! – И
Показывая эти фото, Берия говорит:
– Мы арестовали эту немецкую подстилку, и она раскололась, призналась, что по заданию немцев окрутила Макарова и завербовала его. В Берлине он передал Порше чертежи нашего нового танка «ИС» – «Иосиф Сталин». Но пока я получал эти показания, Макаров успел сбежать. Скорее всего он пробирается к немцам, поэтому я перекрыл все дороги – как шоссейные, так и жэ-дэ…
Сталин долго в упор смотрит на Берию. Затем говорит по-грузински:
– Лаврентий, ты меня двадцать лет знаешь с хорошей стороны, но ты меня не знаешь с плохой стороны. Таких, как ты, у нас в Грузии в каждой бочке затычка. Я завтра привезу в Москву тысячу. А таких, как этот Макаров, ни у кого нет, даже у Гитлера. Поэтому я даю тебе 24 часа. Если через 24 часа этот Макаров, живой и невредимый, не будет стоять вот здесь, на твоем месте, я тебя расстреляю.
– Сорок восемь часов, Сосо, – попросил Лаврентий.
Часы на Кремлевской башне начали перезвон, чтобы отбить время.
– Тридцать шесть, – сказал Сталин. – Иди, не теряй время.
«Около полуночи Ватутин изменил время наступления с 10.00 на 8.30, чтобы, по его мнению, упредить немцев. Это решение стало роковым. Пойдя в бой на узком 10-километровом участке, танкисты обнаружили, что атакуют в лоб изготовившийся танковый дивизион СС „Лейбштандарт Адольф Гитлер“. Немецкие наводчики прекрасно видели советские танки, и уже в первые минуты боя на поле заполыхали десятки „тридцать четверок“ и легких Т-70, которые вообще нельзя было посылать в атаку. На эсэсовцев наступали 18-й и 29-й танковые корпуса 5-й гвардейской танковой армии во взаимодействии с 42-й гвардейской стрелковой и 9-й гвардейской воздушно-десантной дивизиями. Именно бой этих двух корпусов с танковой дивизией СС „Лейбштандарт Адольф Гитлер“ и получил впоследствии название встречного танкового сражения, а место, где он проходил, – „танкового поля“.
В атаку на немецкие позиции пошли 190 Т-34, 120 Т-70, 18 английских тяжелых Мк-4 «Черчиль» и 2 °CАУ. «Лейбштандарт» насчитывал 56 танков (4 «Тигра», 47 Pz.IV, 5 Pz. III и 1 °CАУ Stug.III).
Начав атаку в 8.30, советские танки только к 12.00 дошли до немецких артиллерийских позиций и за это время подверглись мощному авианалету Ju-87G и «Мессершмиттов-110». В итоге оба корпуса потеряли около 200 танков и САУ, немцы же – в 10 раз меньше. Да и могло ли быть иначе? Командующий Воронежским фронтом бросил 2 танковых корпуса в самоубийственную лобовую атаку не на немецкую пехоту, а на развернутую для атаки танковую дивизию СС, усиленную артиллерией. Немцы были в очень выгодном положении – они стреляли с места, в полной мере используя прекрасные баллистические качества своих длинноствольных пушек и великолепную оптику прицелов. Находясь под гибельно точным огнем немецкой бронетехники, подвергаясь сильным атакам с воздуха и не имея, в свою очередь, должной поддержки со стороны собственной авиации и артиллерии, советским танкистам приходилось, сцепив зубы, «рвать» дистанцию, чтобы как можно быстрее сблизиться с противником».
А в тылу весь СМЕРШ, все НКВД, вся милиция страны и все политуправления армии и тыла были мобилизованы на поиски Макарова. Менты врывались в поезда, речные пароходы и баржи, проверяли всех пассажиров. Особисты перекрыли даже проселочные дороги. Проверке подвергались все до единой машины от грузовиков до правительственных «чаек».
Целая бригада следователей во главе с Деканозовым прилетела в Челябинск и допрашивала Дворкина, Полтаву и других инженеров и рабочих завода. Безрезультатно. Никто не видел, как исчез Макаров, куда делся. Наконец инвалид-водовоз, протрезвев, вспомнил, что видел, как Макаров, словно лунатик, ни с кем не здороваясь, шел в сторону тайги.
Все местные «кукурузники» были подняты в воздух и закружили над тайгой.
И все местные собаки-ищейки были брошены по его следу.
И все егеря и лесники со своими собаками.
Тщетно.
Тут кто-то из лесников вспомнил, что несколько месяцев назад возил Макарова к старику схимнику на Белую Гору. А Белая Гора – это место, куда в двадцатые годы раскольники и священники русской катакомбной церкви ушли от советской власти. Не многие выжили там в пещерах, но Макаров побывал у одного из них. Может, и сейчас ушел туда…
Когда добрались до Белой Горы, старик схимник вышел к энкавэдистам и сообщил, что Макаров дал обет молчания: пока он не увидит свою жену живой и невредимой, он не произнесет ни одного слова.
– У нас произнесет! – усмехнулись энкавэдисты. Они вынесли Макарова из пещеры, усадили на лошадь, ремнями привязали к седлу. И спецрейсом, в наручниках доставили в Москву. Во Внуково, на аэродроме стоял Берия с часами в руках. Его «майбах», в которой он сидел напротив Макарова и двух его стражей-телохранителей, летел по совершенно пустому Ленинскому проспекту на бешеной скорости. И всю дорогу Берия в упор смотрел на Макарова. Но тот, безучастный ко всему, недвижимо смотрел в пол. Так, на все той же бешеной скорости и под бой кремлевских курантов, «майбах» через ворота Кутафьей башни влетел в Кремль.
«Наступавший вдоль левого берега реки Псел танковый батальон капитана Гуридзе столкнулся с группой „Тигров“. Увидев наши танки, они стали угрожающе водить длинными пушками, стремясь перехватить советские машины на максимальной дистанции. Если бы врагу удался его замысел, нашим пришлось бы туго, потому что они могли эффективно поразить „Тигры“ только с близкой дистанции.
Решение у капитана созрело мгновенно: сойтись с врагом в ближнем бою, чтобы лишить его преимущества. Подав команду «За мной!», командир батальона на полной скорости, в яростном порыве бросил свой танк в центр боевого порядка врага и захватил его врасплох. И до того как гитлеровцы смогли открыть огонь, командирский танк первый же снаряд с близкой дистанции влепил в борт одного из «Тигров». От прямого попадания внутри танка произошел взрыв боекомплекта, который разорвал на куски не только экипаж, но и машину.
Гуридзе резко развернул свой танк, бросился на другой «Тигр» и тремя выстрелами поджег его. К этому времени гитлеровцы опомнились и сосредоточили огонь нескольких «Тигров» по танку Гуридзе. Один 88-миллиметровый снаряд проломил его борт, другой разорвался рядом и тяжело ранил Гуридзе в ноги.
Механик-водитель и радист вытащили капитана из горящей машины и укрыли в глубокой воронке. Но были замечены экипажем «Тигра», который тут же направился в их сторону. Тогда механик, оставив капитана, бросился к своему горящему танку, завел двигатель и на полном газу ринулся навстречу врагу.
И вот танк, из которого вверх вырывались языки пламени, помчался на гитлеровцев на предельной скорости. Передний «Тигр» остановился, выпустил по нашему танку снаряд, но промахнулся. «Тигр» попятился назад, стал разворачиваться, чтобы увильнуть от грозящего стального тарана. Но было поздно. На полной скорости пылающий танк врезался в «Тигр». Таранный удар советского танкиста так ошеломил гитлеровцев, что остальные их машины начали поспешно отходить».