Любовь плохой женщины
Шрифт:
«А я-то думала, что у меня серьезные проблемы», — отчитала себя Джуин и решила в дальнейшем придерживаться более позитивного взгляда на вещи и ценить то, что у нее есть.
— Как долго мы сможем наслаждаться твоим обществом? — спросила Мэйбел Флауэрс, поскольку здесь, в Даунсайд-хаусе, они встретили и проводили не одного юного помощника.
— В конце месяца я уезжаю, — ответила Джуин, — а потом начинается школа.
— А куда ты едешь?
— В Шотландию. — Это было сказано без малейшего энтузиазма.
— Как бы я хотела увидеть Шотландию, — вздохнула Мэйбел Флауэрс, и ее глаза стали удивительно светлыми. —
— Может, я смогу приходить на выходных, когда начнутся занятия, — быстро сказала Джуин, боясь, что не справится с эмоциями. — Если миссис Саутгейт не будет против.
— Она не будет против. Ты славная девочка, хоть и выглядишь как собачий завтрак.
Джуин испытала странное, глубокое удовлетворение.
— Моя мать так не считает, — грубовато поведала она. — Я имею в виду, она не считает меня славной. Хотя насчет собачьего завтрака она полностью с вами согласилась бы.
— Может, твоя мать знает не все, — попробовала утешить ее Вера.
— Вот уж нет. — Джуин, обхватив колени руками, откинулась на спинку стула. Перед глазами полыхнуло оранжевым (цвет отчуждения) и зеленым (цвет несбывшейся надежды). — Вот уж нет, миссис Солтер. Если бы вы читали «Глоуб», то знали бы: моя мать знает все.
— Это всего лишь Элли, — сказала Элейн Шарп, иронично выделяя слова «всего лишь».
Она стояла на пороге, нагруженная пакетами и улыбающаяся, уверенная в радушном приеме. Она редко ходила в гости с пустыми руками; ей нравилось приносить продукты, особенно туда, где их не было (а их, разумеется, не было, так как на Чаффорд-стрит хозяйничала Наоми Маркхем). В этот раз она предусмотрительно приобрела ореховое ассорти, чипсы, бутылку вина, еще одну бутылку вина и бутылку виски, к которой следовало приступить, когда закончится вино. И кое-что еще. «Это тебе подарок на новоселье», — объявила Элли, вручая озадаченной Наоми сверток, искусно упакованный продавщицей. Сама Элли никогда не имела времени на подобную ерунду. Ей не хватало терпения ни на возню с упаковочной бумагой, которая никак не хотела сгибаться где надо, ни на борьбу со скотчем, который ни к чему не приклеивался так прочно, как к самому себе. «Если бы богиня хотела, чтобы мы заворачивали подарки, — любила говаривать Элли, — она дала бы нам по три руки». Хотя в принципе подарочную упаковку она считала вовсе не лишней, находя, что красиво завернутый и завязанный лентой подарок выглядит гораздо более презентабельным.
— Ты не собираешься пригласить меня войти?
— Ой, да, разумеется.
— Так приглашай. — Так как Наоми продолжала стоять явно в глубоком замешательстве, Элли сунула ей в руки свои покупки. — Ну же, очнись. Прояви немного старого доброго гостеприимства.
Немного придя в себя, непривычная к роли хозяйки Наоми повела подругу по коридору в спальню. Могло бы показаться странным, даже эксцентричным, то, что Наоми принимала гостей в таком месте, но дело было в том, что именно из спальни можно было попасть в маленький внутренний дворик. Двойные двери были распахнуты, комнату заливал мягкий солнечный свет.
— Здесь сойдет, — решила Элли и, сбросив туфли-шпильки, тут же растянулась на кровати и протяжно зевнула.
Радио тихо наигрывало какую-то абсолютно не запоминающуюся музыку. Удивительно, но присутствие Элли не разрушило сонную
— Это что-то тяжелое. — Наоми стояла в ногах кровати с подарком Элли в руках. Она была одета в скромное неотрезное платье и парусиновые туфли; волосы она разделила пробором и прихватила на затылке синей лентой; на лице ее почти не было косметики. Такая простота шла ей. А может, это счастье так повлияло на Наоми: казалось, что она помолодела лет на десять. — Что это? — спросила она.
— Ты ни за что не догадаешься.
Тут Элли не ошиблась: даже после того, как обертка была сорвана, Наоми ни на йоту не приблизилась к пониманию того, что у нее в руках.
— Только не говори мне, что у тебя это уже есть, — занервничала Элли.
— Что это? — снова спросила Наоми, озадаченно хмурясь, поворачивая керамический предмет то одним боком, то другим.
— Кирпич для курицы. — Элли произнесла это тоном глубочайшего удовлетворения. Более желанного предмета, говорил весь ее вид, не найти во всем Лондоне.
— ?..
— Кирпич для курицы.
— А для чего он?
— По правде говоря… — Элли перекатилась на бок, оперлась на локоть и пристально посмотрела на принесенный ею подарок. Она знала, что такое курица. Она знала, что такое кирпич. Но предназначение кирпича для курицы для нее оставалось не ясным. — По правде говоря, я ничем подобным никогда не пользовалась. Но мне так понравилось, как эта вещь выглядит. Она запала мне в душу. Мне показалось, что в каждом доме должен быть такой кирпич для курицы. Если хочешь, можешь просто поставить его на полку. Будет о чем говорить с гостями. Или…
— А еще в нем можно хранить яйца, — предложила свой вариант и Наоми.
— Да, да. Или — это просто идея навскидку — в нем можно жарить курицу.
— И как именно это делать? — Наоми осторожно положила кирпич на комод рядом со стопкой плохо выглаженных рубашек Алекса: она гладила их сегодня утром, плача над собственной неумелостью.
— Сначала разогреваешь духовку…
— В каком положении должен быть регулятор? Если у нас газовая плита?
— Откуда я знаю? Я что, Эскоффье [40] ? Хотя вот тебе один совет на все случаи жизни. Тебе будет гораздо проще, если ты все будешь готовить при одной и той же температуре. Лично я предпочитаю шестерку: по-видимому, этот режим хорош для всех блюд. За исключением меренг.
40
Эскоффье — знаменитый французский повар XIX в.
— Меренг?
— Не спрашивай. Я однажды сошла с ума и попыталась в том же режиме испечь торт со взбитыми сливками. Большая ошибка. Мой единственный провал в кулинарии. За всю жизнь.
— Вряд ли я стану готовить…
— Да уж, тебе лучше с этим не связываться. Ита-ак… Устанавливаем регулятор духовки на цифру «шесть». Когда она как следует разогреется — можешь проверить, сунув туда локоть, — положи курицу в кирпич, накрой крышкой, поставь кирпич в духовку, оставь курицу томиться в собственном соку на час или два.