Любовь по-испански
Шрифт:
громко в ушах.
— Ну, да, но есть бизнес, а есть тренер международной футбольной команды. Я не
хочу показаться неблагодарным, но что заставляет вас думать, что я могу справиться с
этим? Я не был в игре долгое время.
Педро и Антонио обмениваются еще одним взглядом, и на этот раз Антонио
говорит медленно и сдержанно.
— Мы считаем, что ты справишься очень хорошо. У нас есть время до января, и
мы, конечно, введем тебя в курс дела с Уорреном и Диего. Ты почувствуешь,
вернуться обратно. Поверь мне, Матео, я раньше наблюдал, ты играешь добросовестно, и
для такого, как ты, это – естественное движение вперед.
— Кроме того, — Педро добавляет, — всегда хорошо внести разнообразие. В связи
с тем, что Диего уходит от нас, мы не хотим терять интерес игроков и зрителей, который
был всегда. Возврат такого игрока, как ты, так сказать, привлечет много внимания к
команде. Тем более, что ты снова попал на радар публики в прошлом году.
Я сглатываю и неловко ему улыбаюсь. Он не кажется слишком довольным тем, как
папарацци немного сошли с ума в связи с моим разводом и скандалом из-за отношений с
более молодой женщиной-иностранкой. Я жду, что Педро скажет что-то против Веры, но
он этого не делает.
— Ты не должен давать нам ответ прямо сейчас, — говорит он мягко, его лицо
меняется из строгого презрения к такому, как у хитрого политика. — У нас много
времени. Как насчет того, чтобы ты сообщил нам в конце недели, и тогда мы предпримем
дальнейшие шаги? Это, несомненно, изменит твою жизнь, Матео, но только к лучшему.
Обед подан, и вскоре их переговоры переходят к спорту, фильмам, погоде. Я
улыбаюсь и киваю, но в голове у меня бардак. Одна часть меня чувствует себя так, что
готова лопнуть от счастья от перспективы самореализации, в то время как другая часть
упирается ногтями, боясь этого, боясь больших изменений.
Мы оставляем ресторан вместе, и я говорю им, что позвоню в пятницу. Они
прощаются со мной так, будто уже знают мой ответ. Может быть, и я тоже его знаю. Тем
не менее, я делю свою жизнь с Верой и не принял бы решения, не поговорив с ней, даже
если бы был на сто процентов уверен.
Мы делаем два шага вниз по растрескавшимся бетонным ступенькам, прежде чем
фотовспышка вспыхивает мне в лицо. Худой фотограф с прической маллет (прим.: вид
стрижки 80-х – длинные волосы сзади, заметно короче по бокам и спереди) приседает
вниз, делая наш снимок. Я видел его раньше, нагло фотографирующего меня и Веру по
вечерам, но это было много месяцев назад.
— Почему Матео Казаллес встречается с Атлетико? — спрашивает фотограф, но
Педро лишь улыбается и немного отмахивается рукой, прежде чем повернуть налево. Я
иду прямо, фотограф следует за мной, легкой целью.
—
поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.
— Вам больше нечем заняться? – говорю я и продолжаю идти. Он, слава богу, не
идет за мной за угол.
К тому времени, как я вернулся в квартиру, солнце было в самом пике, и улицы, даже в нашем районе, элегантном пригороде Саламанке, пахли мусором и пылью. В
здании можно было передохнуть в прохладе, и когда я открываю дверь нашей квартиры, то Вера стоит в сверкающей кухне, помешивая кувшин лимонада.
— Ну, разве не приятное зрелище? – спрашиваю я, когда положил ключи на стол, помня особую английскую фразу.
Она поворачивается ко мне и широко улыбается. Вера похожа на домохозяйку с
1950-х с глазами роковой женщины. На ней было обтягивающее желтое платье, которое
показывало ее полную грудь и широкие бедра, а шелковый с узором платок убирал
волосы со лба. Но ее татуировки и черные сникерсы с высоким берцем напоминают мне, что она не похожа ни на одну домохозяйку, которую я знаю.
— Очень хорошо, — говорит она, всегда радуясь, когда я помню особенности ее
языка. Она поднимает кувшин. — Не волнуйся, в нем есть водка.
Я улыбаюсь ей и оборачиваю свои руки вокруг ее талии, притягивая к себе.
— Конечно, есть.
Она визжит, когда немного выплескивается лимонада ей на бок и на пол, но я не
отпускаю. Ей удается поставить кувшин, прежде чем я зарываюсь своим лицом в ее шею, покусывая и целуя нежную кожу. Она на вкус, как апельсинка.
— Итак, — говорит она, затаив дыхание, и я могу чувствовать, как ее пульс
ускоряется под моими губами. Я опускаю руку к ее попке и жестко сжимаю, в то время
как прижимаюсь к ней. – Я должна спросить, как все прошло?
— Я расскажу тебе все, — бормочу я, — позже. Но на тебе надето это платье, и ты
сделала мне пьянящий лимонад в этот жаркий день, поэтому боюсь, что займусь сначала
тобой.
Я подношу свои губы к местечку за ухом, где ее новейшая татуировка. Она на
испанском, где говорится: «Любовь по-испански – это ты», то, что я сказал когда-то Вере
в Ла-Альберке, когда впервые влюбился в нее. Это и по сей день так. Я провожу кончиком
языка по словам, и она вздрагивает подо мной. Она никогда не может сопротивляться
этому, хотя, никогда, кажется, и ничему не сопротивлялась.
Я люблю это в ней.
Я достигаю молнии на задней части ее платья и медленно начинаю тянуть ее вниз, пока грудь не оказывается снаружи. Я сжимаю ее, мой рот слегка задевает соски, от чего