Любовь по науке, или На практику в другой мир
Шрифт:
На этой фразе, к моему удивлению, сдержанный Гарон сжал кулак. Помолчал и продолжил:
– И я пришел к выводу, что все не совсем так. Душа… Ты хорошо понимаешь, что такое душа, Маша? Это не противоречит мировоззрению твоего мира? Это некая энерго-информационная сущность, что живет более одной жизни.
Я кивнула, мол, понимаю.
– Так вот, я пришел к выводу, что душа имеет много слоев. Условно можно сказать, что их два: внутренний и внешний. Внешний слой изменчив, он меняется от жизни к жизни. И определяет текущую инкарнацию живого существа. И именно он влияет на тело и дает те эманации, что определяют истинность пары. То есть истинность – свойство
Я все понимала и даже поддерживала его рассуждения. Но он говорил – а во мне опять забулькало. Потом – закипело. А на последней его фразе я вскочила, вырвала руку из его нежного захвата и почти крикнула:
– Понятно, магистр Гарон, зачем тебе нужна победа в моем отборе! Только вот я-то сама нужна тебе по-настоящему?! Как насчет этой настоящей любви, что должна быть в сердцевине души?!
И замолчала, словно сама себе дала пощечину. Потому что своим порывом фактически призналась, что хочу, чтобы Гарон любил меня. А значит… что сама люблю его.
Глава 26
Гарон ласково поглядел на меня:
– Маша, а как ты думаешь, стал бы я затевать эксперимент в эксперименте, если бы для этого не было повода? Если бы я не мог представлять из себя настоящий «контрольный образец», обладающий всеми свойствами, необходимыми, чтобы сравнить его с истинными парами? На Совете я достаточно четко высказал свою, хм… позицию, – и дальше смотрел чуть насмешливо и выжидающе, мол, сама подумай. Догадайся, сделай выводы.
О чем, простите, магистр декан? Самой решить, любишь ты меня или нет?
Ха! Смешно.
Разумеется, я продолжала кипятиться. Одновременно внутри рождались слезы. Слезы незаслуженной обиды: я ведь, в сущности, ничего плохого ему не сделала. А он… издевается!
– Но ты не сказал ничего определенного на Совете. И сейчас не говоришь! Подозреваю, ты специально «подружился» со мной, чтобы можно было предложить себя «контрольным кандидатом»!
В глазах Гарона сверкнуло возмущение. Видимо, я где-то задела его за живое. Но тут же погасло, превратившись в какой-то другой огонь.
– Я понимаю, – сказал он и тоже встал, глядя теперь на меня сверху вниз. И в лунном свете его словно высеченное из камня лицо выглядело таким красивым, что хотелось отпустить ему все грехи. – Ты хочешь, чтобы я признался тебе в любви.
Это был не вопрос. Именно утверждение.
– Эээ… – протянула я. Когда желаемое мной облекли в слова, я совсем растерялась. Гнев улегся. А вот смущение, даже стыд, что я как бы требую от него признания, – сделали шаг вперед из строя моих смешанных чувств. Взгляд сам собой уткнулся в землю. – Эээ… Ммм… – высокоинтеллектуально повторила я. – Может, и не так, но…
– Так, милая Маша, именно так, – очень ласково сказал Гарон.
Он ведь вообще все понимает, подумалось мне. Читает меня, как открытую книгу. Хотя бы потому, что он взрослый, умудренный опытом дракон. А я только три года назад окончила школу и не то чтобы очень искушена
Захотелось провалиться сквозь землю. Я отвернулась. Неконтролируемые слезы набухали на глазах. Я была готова махнуть рукой и убежать рыдать в кусты. Именно так.
Но тогда я навсегда буду в его глазах маленькой глупой девочкой! И вообще не факт, что он побежит догонять меня и успокаивать! Так что эта стратегия лишена смысла.
– Не плачь, – неожиданно сказал Гарон и взял меня за руку. Нежно, обволакивающе, очень бережно. И явно не собираясь отпускать…
Он усадил меня обратно, а я не сопротивлялась, лишь отворачивала лицо, чтобы не демонстрировать свои дурацкие девичьи слезы. Устроился рядом, так и сжимая мою ладонь. Даже поглаживал ее большим пальцем, и от этого обида в душе начинала рассасываться. Уж больно сладким было любое его касание, оно снова стирало границы между нами. Снова делало Гарона родным и близким мне.
Как будто все мои переживания глупость и только вот это чувство нежного единства имеет значение.
– Послушай, я ведь еще не все сказал. И прости, совершенно не учел, что ты молодая девушка.
– Все ты нормально сказал! – услышав про молодую девушку, я попробовала отыграть все обратно. Мол, я не требую у него признаний в любви. – Просто я не могла не спросить об этом! Ты же понимаешь, что для победы в отборе нужно, чтобы между нами были…
– …настоящие чувства. Все верно. Нужно, чтобы любовь – глубинная любовь души – оказалась сильнее более внешних эманаций истинности. А для этого, разумеется, нужно, чтобы эта любовь действительно существовала. Я за честный эксперимент. И вовсе не хочу, чтобы ты подыгрывала мне из чувства личной симпатии или сочувствия к моим былым страданиям. И даже из-за того, что тебе близки мои идеи, – не хочу, – улыбнулся он. – Все должно быть честно. А вот если я сейчас встану на одно колено, признаюсь тебе в любви и начну жарко целовать, пользуясь ситуацией, – будет нечестно. Это сразу даст мне все возможные преимущества в отборе. Вернее, просто отменит отбор! Ведь подобные признания, особенно когда есть надежда на взаимность… – он тихонько взял рукой мое лицо и развернул к себе, глядя в глаза с бесконечным понимающим теплом, – сближают слишком сильно. Ломают оставшиеся границы. После этого мы можем только быть вместе. И тогда не получится никакого отбора.
– А что, это плохо? Отменить отбор?! – растерянно спросила я. Это ведь почти признание с его стороны! Почти… – Твои выкладки были бы сразу доказаны! Без всяких дурацких конкурсов.
– А вот и нет! – рассмеялся он и слегка отстранился. – Вопрос с истинностью не закрылся бы. Я искренне верю, что я прав. Но… я ученый, Маша. И ты тоже собираешься стать ученым. Значит, мы должны действовать честно, провести отбор, доказать на практике, что любовь души…
– Честно было бы следовать велениям своей души! Идти за любовью, которая живет в ней… Проклятье! – я опять отвернула лицо и потянула на себя руку. Но даже из самого нежного захвата дракона высвободиться не смогла. Снова захотелось плакать.
Ведь я опять показала, что хочу его признания. А он опять не признался, хоть намекнул на этот раз так, что нужно быть деревяшкой, чтобы не понять.
Но, допустим, я и есть деревяшка! Глупая иномировая деревяшка, которой нужно говорить все прямо. Подошло бы даже так, например: «Я люблю тебя, Маша. Но отбор мы проведем, чтобы доказать нашу правоту мировой общественности».
Так ведь нет, он не хочет говорить прямо! Ходит вокруг да около.
И эксперимент ему явно дороже моих чувств.