Любовь по обмену
Шрифт:
— Да где уж в порядке? — Кружка в руках мамы дрожит, звонко ударяясь о блюдце. — Я сама по нему уже скучаю. Представляю, что с тобой творится!
— Люд, — просит папа, касаясь ее руки.
— Что Люд? Что Люд? — Не выдерживает она. — Он что, не мог побыть здесь все лето? К черту эти визы, документы, всю эту… — она запинается и, наконец, произносит то, что никогда раньше себе не позволяла: — Всю эту хрень!
— Мам, — вступаю я.
— И не мамкай. — Она всхлипывает, роняя ладони на стол. — Скажи ей, отец!
— Что сказать? —
Я внимательно смотрю на него.
— Скажи, как это старый хрыч…
— Да не старый он!
— Как этот старый хрыч, — не унимается мама, — просил тебя выгнать его сына обратно в Штаты! Как деньги предлагал, чтобы ты его уговорил вернуться! Он. Всё он! — Она разводит руками. — Разлучил их.
Папа смотрит на меня виновато.
— Мам, все нормально. — Пытаюсь улыбнуться. — Знаю я всё. И могла бы удержать Джастина силой, уговорить его не уезжать сейчас, а сделать это позже. Но… он же сам этого хотел, ведь так? Его отъезд в Россию в свое время был спешным, против воли. И он соскучился по всему, что оставил там. В Америке его дом, семья. Подумай об этом.
Я опускаю взгляд, беру чашку и маленькими глоточками пью чай с лимоном. Родители молчат. И лишь спустя минуту они снова приступают к еде.
Так мы переживаем утро.
— Отличного дня, заяц, — бросает мне на прощание отец, когда я выхожу из машины возле универа.
— И тебе, папа. — Наклоняюсь и прежде, чем закрыть дверцу, тихо говорю: — И спасибо тебе за всё. Знала, что ты не подведешь.
Он просто кивает.
А я закрываю дверь, разворачиваюсь и иду вверх по ступеням. В груди такая тяжесть, что с трудом удается дышать. Каждые две минуты проверяю телефон, ожидая новой весточки. Прохожу мимо Славы в коридоре. Мы с ним взаимно игнорируем друг друга.
Входя в нужную аудиторию, даже не пытаюсь натягивать на себя маску беззаботности. Мне плохо, мне больно, и я не пытаюсь этого скрывать. Душа висит на ниточке, которая цепляется за израненное сердце. Совсем недавно такое большое и окрыленное, сегодня оно свернулось до размеров наперстка и боится сделать лишнее движение, чтобы не рассыпаться у всех на глазах.
— Привет!
— Привет, Зоя!
— Ну, как ты?
— Он уже уехал, да? Вот беда.
Отвечаю на эти реплики коротко. Каждое новое напоминание о Джастине отрезает от моего бедного сердца по кусочку.
Всё вокруг то же самое. Люди все те же самые. Обстановка, столы, стулья, снег за окном и даже весеннее солнце. Но все равно пусто, потому что Его нет. И каждый новый вдох — испытание, каждый новый день — еще одна маленькая жизнь без него.
— Привет! — Маша выглядит такой обеспокоенной, что мне становится стыдно за то, что заставляю ее волноваться.
Она обнимает меня, а Димка кладет свою тяжелую руку мне на макушку. Благодарю Всевышнего за то, что не приходится рассказывать о том, что у меня внутри прямо сейчас, ведь начинается лекция.
— Hello, students, —
А я мысленно отнимаю десять часов, чтобы понять, который сейчас час в Калифорнии.
Занятие продолжается. Оно кажется бесконечным. А я, глядя в тетрадь, продолжаю убивать свою грусть силой воли.
Джастин целует меня после вечеринки, мы сидим на крыше моего дома, поем песни на турслете, идем пешком в универ, катаемся на скейте, едим мороженое в кафе — эти воспоминания преследуют, они меня душат.
Слушаю вполуха, о чем вещает преподаватель. Продолжаю пялиться в белый лист бумаги, расчерченный клеточками. Изредка принимаю участие в разгоревшейся дискуссии по поводу грамматики, давая короткие, односложные ответы.
Головы не поднимаю. Мне не нужны их сочувственные взгляды.
— Зой, — окликает меня Вика на перемене, когда мы идем в столовую. — Постой, пожалуйста.
Сжимаю челюсти. Только ее ехидных издевательств мне сейчас не хватало.
— Что? — Оборачиваюсь.
Собираюсь с духом.
— Я… — Молчаливая в последнее время Старыгина теперь и вовсе выглядит растерянной. — Не подумай ничего плохого. — Она нервно поправляет прическу. — В общем, я просто хотела сказать…
— Говори. — Выдыхаю устало.
— Прости меня, ладно? — Девушка закусывает губу.
— Ладно. — Отвечаю спокойно. — Только я на тебя не обижалась.
— Все равно прости.
Киваю. Кажется, она вполне искренна.
— Прощаю.
— Спасибо. — Ее лицо проясняется.
— Всё? — Спрашиваю.
— Всё. — Подтверждает она.
Разворачиваюсь и иду прочь.
— Зоя! — Восклицает Вика.
«Ну, что еще?». Останавливаюсь, оборачиваюсь.
— Всё будет хорошо! — Добавляет она, складывая руки на груди.
— А… Ага… — Киваю я и иду обедать.
К концу занятий я истощена во всех смыслах. Ребята везут меня к себе в кафе, где пытаются напоить кофе с булочками и десертом.
— Папа Димы, наверняка, сможет договориться, чтобы ты смогла улететь к Джастину раньше, чем начнется обучение. У него везде знакомые, да, Дима?
— Я не волшебник, но спросить могу, — послушно кивает парень.
— А я не сумасшедшая, чтобы пускаться во все тяжкие. — Возражаю, ерзая на диванчике. — Это первые дни без него тяжело, а дальше привыкну.
Продолжаю мешать кофе. Ложка совершает тысячный оборот в кружке, а мне все никак не удается остановить ее движение. И почему расставаться со Славой было совсем не так сложно? Тогда я отпустила его и просто скучала, а после отъезда Джастина даже дышать получается через раз.
— Так, ладно. — Хмуро заключает Маша. — Мы опять теряем пациента. Зоя, Зоя, поговори с нами. — Она кладет свою руку на мое запястье. — Оставь ты в покое эту ложку. Пожалуйста!
— Она ушла в астрал, — протягивает Дима, водя ладонями перед моим лицом.