Любовь по обмену
Шрифт:
— Сынок, — легкое похлопывание по плечу.
Отец чисто выбрит, наряжен в очередной безумно дорогие брюки и голубую рубашку, каких у него, наверное, миллион, и пахнет одеколоном. Он даже не снимает солнцезащитных очков, чтобы поприветствовать сына.
— Привет, — бурчу себе под нос, поворачиваюсь к матери и заключаю ее в объятия.
То ли я вырос, то ли она уменьшилась. Все те же нелепые кудряшки в стиле Мерилин Монро, те же сладковатые духи и чуть припухшее лицо после очередной подтяжки — кажется,
— Оу, милый. — Щебечет она, хлопая ресницами. — Тебе бы постричься… Так оброс…
— Надеюсь, не прямо сейчас?
Она разражается смехом.
— Нет, конечно!
Пока мы идем к машине, вспоминаю, как сильно меня тянуло сюда. Это сродни острому желанию увидеть и убедиться: да, это всё оно — то, чем я жил девятнадцать лет своей жизни. Мягкий, влажный океанский воздух, ласковое солнце, прохладный ветер, огромное светло-голубое, кажущееся почти бесконечным, небо. Все, что я впитал с молоком матери, и что неудержимо манило обратно.
Родина.
По дороге до дома я ощущаю себя туристом. Заново оглядываю здания буквально всех цветов радуги и совершенно разной архитектуры. Современные высотки, бетонные коробки, домишки, хранящие мексиканские, испанские и даже индейские традиции Южной Калифорнии.
Яркие красные трамвайчики, фонтаны, пальмы, клумбы с цветами. Музеи, рестораны, шумные ярмарки с палатками на колесах, церквушки. Сады, парки, набережные, памятники старины. И отовсюду доносится речь на родном языке.
Меня охватывает необъяснимое чувство. Я будто заново влюбляюсь во все это.
Особняк Реннеров встречает нас прохладой каменного пола, привычным уютом и радостным визгом сестры. Та бросается на меня с разбегу и виснет на шее.
— Джас, тебя не узнать! — Смеется, заливаясь. — А какой ты бледный! Вот, что значит солнца полгода не видеть!
— Да уж, ты тоже изменилась. — Теряюсь я.
Кто-то подменил мою сестру, и сейчас эта девица, в которой я едва узнаю прежнюю Челси, пытается вести себя со мной так, будто мы сто лет знакомы.
— Брось! — Отмахивается она, и тут же кружится, позволяя рассмотреть похудевшие бедра, обтянутые коротенькими шортами, выгоревшие, словно облитые солнцем, волосы и то, что успело появиться в ее лифчике, прикрытом коротким топом.
— Уезжал, ты была зубрилой в растянутой бесформенной футболке и очках, — усмехаюсь, — а теперь… топ-модель…
Она снова запрыгивает на меня и смеется. Прижимаю сестру к себе, довольный тем, что хоть кто-то радуется моему приезду.
— Не надо, не дави на него, Ли, — доносится из гостиной. — Все завтра, хорошо? Пусть мальчик отдохнет с дороги. Неужели, твой бейсбол не может подождать хотя бы денек?
Отпускаю Челси, беру сумку и поднимаюсь на второй этаж.
— Он все еще надеется, что ты вернешься в бейсбол? — Спрашивает Челси, догоняя меня.
— Видимо. —
Открываю дверь и замираю. Вот она. Моя обитель. Много света, воздуха, солнца. Все привычное и удобное. И как я без всего этого обходился?
Швыряю сумку на пол, вхожу и падаю на кровать лицом вниз.
Челси что-то говорит, рассказывает, что Степе разрешили продолжить обучение в Штатах, а у меня нет сил, даже пошевелиться. Мне будто руки и ноги ампутировали. Чувства ампутировали. И меня самого тоже, если такое вообще возможно.
Меня словно не существует. Вот эта оболочка лежит на кровати, что-то мычит в ответ на реплики сестры, может даже пошевелиться, если очень захочет.
А внутри нее я заперт. Как внутри бутылки. Кричу, бью ладонями о поверхность, пытаюсь привлечь хоть чье-то внимание, но меня никто не слышит. Все звуки тонут в тишине. И тоска острым лезвием поднимается откуда-то из глубины желудка все выше и выше. И разрезает меня напополам. И губы хочется в кровь искусывать, от боли корчиться, стонать, выть… А нельзя. Не поможет.
И вообще, не пристало мужику валяться и корчиться. Тем более, реветь, как девчонке. Зубы сжал и терпи. Даже если сердце больше не хочет биться без нее. Пока не сдохнешь, терпи. Терпи.
Время около полуночи. Со мной сестра и ее парень.
Мы идем по пляжу. Под ногами песок. Он светится белым в лунном свете. Кругом, куда ни глянь, тусовки. Костры, танцы, бочонки с пивом, музыка, еда, компании подвыпивших студентов на капотах машин, запах травки.
Мне непривычно душно после русских холодов. Расстегиваю верхние пуговицы рубашки-поло, взъерошиваю волосы. Меряю ногами пляж, фотографирую все, что еще можно сфотографировать в такой темноте, и отправляю снимки своей девушке.
— Привет! — От одной из компаний отделяется мощная фигура. Узнаю своего приятеля Брайана. — Чувак, как дела? — Спрашивает он, сжимая мою ладонь в крепком рукопожатии.
— Нормально. — Пожимаю плечами.
Смотрю в сторону их компании и замечаю Фло, которая стоит возле одной из машин в коротком белом платьице. Она отпивает из стаканчика и салютует мне, но не делает больше никаких движений в надежде, что я сам подойду к ней. Но я этого не делаю. Перевожу взгляд на Брайана, чье тело буквально лопается от мышц, обтянутых тонким хлопком майки.
— Ну, как? Вырвался, наконец? — Он протягивает мне свое пиво, но я отказываюсь, вежливо мотая головой. — Здорово твой отец над тобой прикололся! Мы все переживали.
— Все хорошо. — Прочищаю горло. — Мне даже понравилось.
— А вот это интересно. — Брайан переворачивает кепку козырьком назад. — Эй. Ты чего такой серьезный?
— Что? — Переспрашиваю задумчиво.
Языки костра, крики, музыка сливаются в большое шумное пятно звука и света.
— Ничего. — Ржет он и хлопает меня по плечу. — Похоже, тебе нужно немного прийти в себя. Посидишь с нами?