Шрифт:
Глава 1
Серьезный разговор
— Оля, мне нужно с тобой серьезно поговорить.
Казимир отложил газету и хмуро поглядел на меня. Снова недоволен. Наверное, на заводе проблемы.
С тех самых пор, как брат построил второй завод, стекольный — близ Буйска — складка между его бровей не разглаживалась никогда, напротив, становилась все более глубокой. Даже вкусный ужин его уже не веселил.
— Говори, — махнула служанке:
Дурацкая фраза про серьезный разговор меня, разумеется, насторожила. Такие разговоры ничего хорошего не приносят. Но, поразмыслив, я за собой вины не нашла. За что меня можно отругать? Новых платьев не покупала, по деревьям давно уж не лазала, в пруду голой не купалась, холодно уже. Книги пикантные нашел? Ну и что же? Я два года как совершеннолетняя, попробуй запрети. Если сам ханжа и женщин боишься как огня — не мешай мечтать другим. Словом, пусть себе разговаривает.
— Я Маруша к себе помощником взял, — невпопад сообщил братец. — Молоденький он совсем, но смышленый. Подумываю из него управляющего вырастить. Умных да честных найти непросто, щенками брать надо.
Я кивнула, с недоумением глядя на Казимира. И это все? Нет, разговор какой-то несерьезный! Ну помощник и помощник. Мне-то что с того? Конечно, Маруш рисует славно, я все хотела портрет у него свой заказать, но если Казимиру нужнее, то пусть забирает мальчишку. Тем более, я делами брата не интересовалась никогда. Своих хлопот хватает. Дом большой, гостей всегда много. За порядком пригляди, интерьеры обнови, гостей накорми, всех развлеки приятной беседой и музицированием… Не хватало еще мне заводские проблемы решать!
Но брат смотрел странно, даже виновато, и я поспешила его утешить:
— Хорошо, Мир. Я рада. Ты и вправду в людях разбираешься отменно.
Он кивнул. Помолчал. И выдал:
— Я договорился о твоем браке с Демидом Гальяновым. Тебе он, я помню, нравился. Он богат, молод, хорош собой. Поладите.
Я захлопала глазами, не в силах вместить новость.
Какой Демид, какой Гальянов? Брак? Да в своем ли ты уме, Казимир!
— Я замуж не хочу, — тихо, но внятно ответила ему.
— А я тебя не спрашиваю. Уж двадцать тебе. Пора.
Я медленно поднялась из-за стола.
— Опомнись. Не старые века на дворе. Никто насильно девиц уж не выдает.
— Ольга, ты упряма и капризна, привыкла к хорошей жизни. Мало кто такую жену терпеть будет. Демид же…
Блямс! На пол со звоном полетела тарелка. Грязная. Моя.
— Не пойду замуж!
— Пойдешь!
Казимир умел орать не хуже меня. Только посуду не бил. И то верно: на его заводе производилась. Цену людскому труду он знал.
— Не посмеешь!
Дзынь! Еще одна тарелка.
— Посмею!
— Были бы живы родители, они бы никогда!
— Но их нет, а есть я. И ты будешь послушной!
Бряк! На столе еще много посуды.
В углу тихо всхлипнула Прося. Она к нашим скандалам привычная, но
— Ненавижу тебя! — выплюнула я. — Из дома сбегу! Вон на Север! Там к женщинам с уважением относятся! Деньги у меня есть и свои, чай не нищенка. Проживу как-нибудь!
— Долго ли проживешь-то? — брат бил по больному. — Ничего делать не умеешь, магии совсем нет. Деньги-то закончатся, Оля. Говорю тебе, замужем хорошо будет.
— Вот сам за Гальянова и выходи, — фыркнула я, разбивая со звоном последнюю чашку. — А меня не трогай!
И выбежала с кухни, выхватив из рук Проси тарелку с пирожками. А нечего этому деспоту жизнью наслаждаться! Я для него сама пирожки пекла! С вишней! Ну как пекла, Прося тесто замесила и начинку мне сделала, а я только лепила. Но все равно — собственными ручками делала, порадовать желала. Хрен ему с лебедой, а не мои пирожки! Сама съем лучше. И прекрасно: вот растолстею, стану уродливой, и Гальянову нравиться перестану.
Пирожки были вкусными. Книжка про трубадура и его дюжину невест — веселой и интересной. И к ночи я уже совершенно успокоилась. Я, наверное, Казимира не так поняла. Или он меня. Ну в самом деле, где же это видано — невинных девиц замуж против воли выдавать!
Да, Демид Гальянов мне когда-то нравился, но это давным-давно было. Я повзрослела, и вкусы мои поменялись. Теперь мне интересны мужчины постарше. И чтобы не писаные красавцы. Для чего мужчине красота? Чтобы за ним всякие легкомысленные особы увивались? Нет уж спасибо, в паре одна должна быть красивой, а другой — умным, добрым, внимательным. Все это я и скажу брату.
Он же меня любит. Не бывало такого, чтобы Казимир мне в чем-то отказывал. Одни мы друг у друга. Родители погибли, когда я была совсем младенцем. Я их и не помнила.
Хоть брат меня на пятнадцать лет старше, мы с ним всегда были друзьями. Он меня вырастил, он же читал сказки на ночь и всегда успокаивал во время грозы, которой я ужасно боялась. Он снимал меня с дерева, вытаскивал из пруда, защищал от пауков и мышей. Не может мой братец меня неволить, это просто глупость несусветная!
Стемнело. Я сначала легла в постель, потом вскочила. Нет, все равно не засну. Поговорю с Казимиром сегодня.
Придумав речь и отрепетировав ее пред зеркалом, я накинула халат поверх спальной сорочки, причесала волосы, умылась даже. Хотела сначала платье надеть, но решила не переигрывать. Спустилась в кабинет к брату, где он обычно до поздней ночи занимался с корреспонденцией. Не ошиблась, тонкая полоса света под дверью подсказала: не ложился еще. Поскреблась тихонечко.
— Входи, Ольга.
— Как узнал, что это я?
— А кто ж еще? Прасковея спит давно. Храпит. На весь дом слышно.
Я невольно прислушалась, а потом поняла: шутит он так. Это хороший знак, не злится на меня, выходит. Тряхнула головой, зашла, села в кресло.