Любовь по завещанию
Шрифт:
— Вер, — начала я, и напомнила, общались мы редко. — Это Аня. Стрельцова.
— Аверина, ты сказать хотела? — хихикнула она. — Как вам спится на дедовских перинах?
— Замечательно.
— Ещё бы… с таким то образчиком…
Я покосилась на Захара, надеясь, что обиженный образец мужественности Веру не слышал.
— Я чего звоню… Мы родных хотели собрать. Деда помянем, да и нашу… гм, свадьбу тоже. Ты как?
А сама мысленно думаю — откажись, откажись! Хрен с ними, с горами. Сама подвину.
— С удовольствием! — порадовала Вера.
— Тогда помоги мне всех пригласить, пожалуйста, я не знаю
Мне казалось, что дед на редкость все продумал. Он и правда нас с Захаром к себе толкнул. Только… не ошибся ли он с очередным испытанием? Потому что мне кажется, что просто не будет. Не в этом случае.
Глава 22. Захар
Барби словно подменили. Сначала я ничего не заметил. Потом понял — что-то пошло не так. Только беда — что именно, так и не понял. Она стала удивительно спокойной. Я умело её смешил, даже когда шутки были откровенно идиотскими она хохотала, если не считать выходки с клоуном, конечно. Совсем недавно она смеялась. С удовольствием занималась сексом. А теперь — включилась словно.
Выходным днем я ввалился к ней в комнату с утра, согнал кота, уселся, потянул за край одеяла. Барби меня хотела, даже когда бесилась, и сегодняшний заплыв что-то навроде теста. Я привык к тому с какой-то готовностью раскрываются для меня её объятия. А теперь…
— Спасибо, что разбудил, — спокойно сказала она. — Планов куча.
И… встала, уклонившись от моих рук, я успел поймать её за футболку, но она её просто выдернула.
— И все? — растерялся я.
— Ага. Но если очень хочешь быть полезным съезди к дяде Васе, у меня времени нет.
Я бы заподозрил её в том, что она просто меня дразнит, но не выходило. Умылась, Собрала волосы в хвост, даже губы рисовать не стала, собралась уйти. В субботу, в десять утра, а ведь у нас сложилась славная традиция всю субботу трахаться.
— Ты так зла на мою выходку? — спросил я.
— Какую?
Спросила — вскользь, будто и правда не помнит, а у меня синяк уже зелёным налился.
— Неважно, — махнул рукой я.
Барби кивнула и ушла. С ней явно что-то случилось. Она… словно стала зомби. То есть ходит, руки ноги шевелятся, а сама словно не живая, и глаза пустые, потому что мыслями плавает где-то глубоко внутри себя. Несколько дней я ждал, рассчитывая на то, что проблема сама рассосётся. Не приставал, хотя очень хотелось. Не задавал лишних вопросов. Ударился в работу. И… ничего не изменилось. А это меня очень пугало. Мне хотелось вернуть прежнюю Барби хоть ненадолго, на те отпущенные нам общие недели, что остались до разрешимой даты развода.
— Скажи мне, что с тобой происходит, — наконец не выдержал я.
Она подняла на меня равнодушный взгляд и пожала плечами.
— Ничего… Совершенно ничего. Ты был у дяди Васи?
Вечером ко мне пришёл кот, до этого полностью меня игнорировавший. Всё, на что он был согласен это принимать от меня еду, когда хочет жрать, спать на моей подушке и одежде, чесать когти об мой диван. А тут пришёл, боднул ласково пушистым лбом, заурчал, как трактор. И я понял — если уж меня начал жалеть кот, значит дело совсем худо.
— Надо что-то делать, — заключил я.
Самое лёгкое — вывести Барби из себя, я этим занимался первые десять лет своего знакомства, сейчас
Она могла бы психануть, да. Могла бы рассмеяться. Могла бы сказать что-то хлесткое и обидное. Но… не стала. Лежанку достала и поставила для кота, а ставшую серо-буро-малиновой тряпку бросила в мусорное ведро. Молча.
На следующий день я разобрал мотоцикл. Основательно, так, что боюсь собрать его обратно будет не под силу уже никому вообще. Я старательно курочил его два часа, когда входная дверь хлопнула я даже вздохнул с облегчением — утомился.
— Хочу на выставку с ним, — доверительно сообщил я. — Нужно сделать из него конфетку. Только, блядь, ни хрена ничего не понимаю. Ты не поможешь? Все же ты инженер…
Представляете, насколько сложно мне было выставить себя идиотом и попросить помощи? Но Барби не оценила.
— Некогда, — спокойно сказала она. — Ты мелкие детали собери, Мальвина будет играть и может пораниться или подавиться.
И пересекла комнату осторожно перешагивая через разложенные запчасти. Я понял — отчаянные времена требуют отчаянных мер. Подхватил тёплую тушку кота — за эти месяцы он порядком откормился и теперь даже тяжеленьким был, и понёс на кухню вместе с лежанкой.
— Тут сиди, — велел я. — Нечего уши греть.
Заглянул в шкаф. Тарелки мы купили — всего три штуки. По одной на каждого и одну про запас. Несолидно как-то, поэтому я прихватил ещё кружек. Барби сидела на постели и смотрела в одну точку. Говорю же — зомби. Я устало вздохнул и размахнувшись бросил тарелкой о пол. Оказалось что это неожиданно громко. И весело — я никогда ещё сознательно посуду не бил, если только случайно. Барби вздрогнула всем телом, словно я из транса её вырвал.
— Ты чего творишь? — удивлённо воскликнула она.
Ну, вот, уже какие-то эмоции. Все же бабы весьма умны и посуду явно не просто так бьют, нужно будет взять на вооружение.
— Действую по твоей методике, — пожал плечами я. — Буду бить посуду до тех пор, пока ты со мной по человечески не поговоришь.
И кинул ещё тарелкой. Потом — кружкой. Кружки бьются не так весело, зато соседка оживилась и внесла в хаос лепту — трахнула по батарее.
Толстобокую чашку в горошек мне стало жалко, а вот ту, на которой нарисован дед Мороз разбил. Таким образом мой запас посуды исчерпал я очень быстро.
— И чего ты хочешь? — спросила Барби. — Секса? Ну, давай.
У самой взгляд колется, злой. Встала, начала снимать одежду и неторопливо складывать её на краешек постели. Я поневоле за любовался, черт, ею невозможно было не любоваться.
— Идиотка, — с чувством сказал я и вышел из комнаты хлопнув дверью.
Хотя справедливости ради — секса хотелось. Очень. Но не подачек, которые бросают, словно кость голодному псу. Перетерплю. Детали несчастного мотоцикла я сгреб в одну кучу в углу квартиры и накрыл пледом, чтобы Писюн не сожрал чего ненароком. Мне срочно был необходим совет и я отправился за ним в бар, про который несколько позабыл в сексуальном марафоне. Мне повезло и на смене был Сашка. Теперь его прическа несколько изменилась и напоминала холеный блондинистый эрокез.