Любовь прекрасна
Шрифт:
Он открыл дверь. Комната была выдержана в мягких светлых тонах, гармонировавших с изящной плетеной мебелью. Прямо под балконом, больше похожим на увитую зеленью беседку с креслами, столиком и шезлонгом, плескалось море и белел песок пляжа.
— Садись, — предложил Стэнли. — Я приготовлю напитки.
— Не ожидала увидеть тебя здесь. — В ее словах прозвучал упрек.
— Я просил Розмэри не говорить, что разыскиваю тебя.
— Меня удивляет, что она согласилась молчать.
Ленни лукавила. О, она отлично
— Мы с Розмэри пришли к взаимопониманию. Что ты будешь пить?
— Пожалуйста, что-нибудь холодное и безалкогольное.
Он протянул ей стакан розоватого грейпфрутового сока. Ленни очень любила его, но сейчас, едва пригубив, поставила стакан на столик. Чтобы скрыть дрожь в руках, она обхватила колени и, помолчав, спросила:
— О чем ты собираешься поговорить?
— О многом, но все сводится к одному. Я здесь, потому что тоскую по тебе. Я не могу есть, спать и забываюсь только за работой. Но даже когда просматриваю бумаги, вижу твою улыбку, походку, поворот головы.
— Нет, с меня хватит, — прошептала Ленни, качая головой, — это невозможно. Я понимаю, почему ты приехал…
— Выслушай меня, — перебил он. — Потом можешь послать меня к черту, но сейчас слушай. Когда я понял, что те проклятые фотографии стали причиной маминой смерти, мне показалось, что своей любовью к тебе я предаю ее.
— Я знаю, — еле вымолвила Ленни.
— Я разговаривал и с Сомсом, и с тетей Шарлоттой. Они в один голос утверждали, что она была неврастеничкой, но она — моя мать! Она сделала меня своим поверенным. Я с детства знал, что у отца есть другие женщины. — Голос его прервался. — Я не понимал, что это значит, но видел, как мать страдает.
— Она была очень несчастна, но она погубила твое детство, — печально сказала Ленни.
— Теперь я понимаю, что ей надо было кому-то выговориться, но нельзя посвящать в такое ребенка. Я уже преодолел это в себе, но, когда понял, что Розмэри и ты связаны с моим детским кошмаром, все снова вернулось.
— Я все понимаю, — проговорила Ленни, от ее тона веяло безысходностью.
— Сможешь ли ты простить мне, что я оскорбил твою мать и мучил тебя?
— Идиот! — почти выкрикнула она. — Я люблю тебя, люблю!
— Ленни! — пробормотал он, схватив ее в объятия. — Ангел мой! Любимая… Я думал, что ты не вернешься ко мне. И я всю жизнь буду страдать из-за собственной глупости.
— Это не глупость, — прерывающимся голосом выговорила она, положив голову ему на плечо и улыбаясь от удивительного покоя, моментально охватившего ее. Словно она вернулась домой после долгих странствий. — Я понимаю, как трудно тебе было справиться с тем страшным наследием, которое оставила в твоей душе смерть матери.
Слезы покатились по ее лицу.
— Не плачь, — хрипло сказал он. — Не плачь, дорогая,
Не поднимая головы, она взяла носовой платок, который он ей протянул, вытерла лицо, потом вскинула влажные ресницы.
— Все равно, моя мать ответственна за то, что случилось. Но прошлого не изменишь.
Он не шелохнулся, только мышцы напряглись еще больше, да жесткая складка залегла у губ.
— Когда в Индонезии я безумно тосковал по тебе, то быстро понял, что нельзя жить с головой, повернутой в прошлое. Помнишь, я говорил, что у нас есть будущее? А поскольку мое будущее — это ты, то решение было принято легко.
Она потянулась и молча, с огромной благодарностью поцеловала ямочку у основания его шеи.
— Розмэри не отвечает ни за действия моего отца, ни за гибель моей матери. — Стэнли крепче прижал ее к себе и зарылся лицом в ее медовые волосы. — И она подарила мне тебя. Если я и сомневался в своем чувстве к тебе, то паника, охватившая меня, когда выяснилось, что никто не знает, где тебя искать, быстро развеяла все сомнения.
— Поэтому ты и отправился к ней, — предположила Ленни, представив их встречу.
— Как хорошо ты меня знаешь, — улыбнулся Стэнли, касаясь губами ее виска. — Да, она не сразу простила меня, но потом все же рассказала, где ты. Поэтому я и забронировал эти апартаменты, примчался сюда и ждал.
— А если бы ты не встретил меня на улице в толпе туристов?
— Я все продумал, — сказал Стэнли с холодной самоуверенностью, которая одновременно раздражала и восхищала ее. — Ты ведь сегодня обещала позвонить Розмэри. Она дала мне твой адрес. Все, что мне оставалось, это сидеть под дверью и ждать, как робкий проситель.
— Ну, не очень-то ты похож на просителя, — расхохоталась Ленни, — скорее на трубадура, требующего розу и исполнения обещанного.
— И ты дашь ее мне? — В его голосе звучало нескрываемое ликование мужчины, уверенного в положительном ответе. — Розу твоей любви и обещание нашего будущего? Я никудышный поэт, — улыбнулся он, — но мы любим друг друга, и это все, что мне нужно в жизни.
Ленни знала, что он любит ее, знала еще до того, как он впервые сказал об этом, но его слова о том, что он не может дышать, не может жить без нее, музыкой отдавались в ее исстрадавшемся сердце.
— Я не заслуживаю такого подарка судьбы, — проговорила она, все невысказанные эмоции отозвались в ее голосе.
— О господи! О чем мы говорим?! Ты даже не представляешь, как ты красива, — хрипло сказал Стэнли, приподняв ее подбородок. — Я раньше не говорил об этом, потому что, пока нас принимали за близнецов, это звучало бы не очень скромно. Но я больше не вижу в твоем лице себя. Я вижу сильную личность и прекрасную женщину.
— И тебя не беспокоит, что всю нашу жизнь люди, глядя на нас, будут строить самые разнообразные предположения?