Любовь решает сама

Харди Мелина

Мелоди, наверное, рассмеялась бы, расскажи он ей о впечатлении, произведенном на него этими элегантными зелеными бутылками при золотых воротничках. Он же напомнил бы ей, как она сказала, что купалась бы в шампанском, будь ее воля. Это своевременное напоминание о том, что он и она принадлежат разным мирам.

Неважно, что он устроил свою жизнь не так, как его собратья, и теперь вращался в высшем обществе. Это не меняло того факта, что у Мелоди родословная длиной в милю. Джеймс достаточно повидал, чтобы знать, что простая красная кровь плохо смешивается с аристократической голубой. Школа жизни началась в детстве. Ему стукнуло двенадцать, и он получил свое первое

рабочее место — разносчика в одной из фирм, торгующих бакалейными товарами. Хозяйка какого-то дома задала ему вопрос: «Ты не придумал ничего умнее, как звонить в парадную дверь? — На лице леди было написано страдание. — Пользуйся дверью для прислуги в следующий раз»…

Джеймс включил радио и сразу же выключил, как только узнал мотив, звучавший в эфире. Песня «Глаза ангела» могла быть написана для Мелоди Верс. По правде говоря, такие глаза, как у нее, должны быть поставлены вне закона. Они вызывали у него желание погрузиться в их нежную бархатную глубину, в то время как его мозг и тело предавались бы сладострастным мечтам.

Большим усилием воли он заставил себя переключиться на более продуктивные проблемы. Что, например, делать с Сетом в ближайшие недели? Хорошая новость состояла в том, что старика выпускают из больницы; плохая — в том, что он по меньшей мере на месяц нуждается в постоянной сиделке. А без сиделки ему не обойтись, пока он не научится ходить на костылях.

Были, правда, и другие возможности. Во-первых, Сет может пользоваться инвалидной коляской. Во-вторых, он мог бы согласиться на визиты профессиональной медсестры, которая приходила бы каждый день в течение нескольких недель. Но Сет есть Сет и он сопротивлялся, не хотел смириться с коляской, а на второе предложение наложил свое вето. Тем самым отец не оставлял Джеймсу иного выбора, кроме как продлить свое пребывание в Порт-Армстронге. Самым неприятным было то, что ему придется переехать в отцовский дом, а это приведет к частым ожесточенным стычкам, потому что они не могли пробыть и пяти минут в одной комнате, чтобы не разругаться. Только Господу Богу известно, что начнется, когда они станут жить под одной крышей.

Мелоди смогла бы держать Сета в узде. Ей достаточно взглянуть на старика своими огромными невинными глазами и…

Джеймс нахмурился. Он не сбросил газ на повороте, позабыв, что на дороге лежала черная ледяная корка. Машина грациозно сделала вираж и встала, глядя капотом туда, откуда Джеймс ехал.

Чертова машина лучше понимает вещи, чем он сам! Зачем нужны были обвинения в том, что она ведет какую-то игру, когда и дураку ясно, что Мелоди абсолютно искренна? Ради садистского удовольствия причинить боль? Ей или себе же? О, она держалась исключительно хорошо, скрывая свои чувства, и швырнула ему назад, прямо в физиономию, его отказ понять ее. Но Джеймс успел заметить внезапную горькую усмешку ее милого нежного рта, мучительную боль, превратившую ее глаза в бездонные озера.

Джеймс чертыхнулся и стукнул кулаком по рулевому колесу. Его пронзила острая боль от пальцев до локтя, он содрогнулся и снова выругался, как уличный хулиган.

Джеймс не принадлежал к породе людей, способных пнуть ногой щенка или ударить ребенка. Он не лез из кожи вон, чтобы потрепать нервы у других и радоваться этому. Ему нравилось думать, что, несмотря на происхождение, в душе его есть нечто от благородного рыцаря, прирожденная порядочность, благодаря чему он призван спасать старушек из горящих зданий и быть добрым с женщинами, которые время от времени слишком настойчиво добивались его внимания. Когда же он стал другим?

Он знал:

это произошло в день приезда в Порт-Армстронг, когда он попал в гущу перекрестного огня между различными слоями общества. Будь проклят этот задрипанный городок со всеми его обитателями!

Мелоди поджарила себе новый ломоть хлеба, открыла банку с консервами и поставила ее подогреваться в микроволновую печь, налила в термос горячего шоколада. Поставив все на поднос, она отправилась в гостиную и устроилась на ковре перед горящим камином.

Сегодня — никакой музыки, решила она. Не то настроение. Она продолжала уверять себя, что дело не в том, что ей грустно. Глядя в огонь, она усиленно мигала, убеждая себя, что плакать нет никаких причин. Ведь она ничего не утратила; просто она обманулась: думала, будто обрела многое, но Джеймс избавил ее от заблуждения, которое не успело утвердиться в сознании.

Что-то стукнуло слегка в застекленную дверь балкона. Мелоди подняла глаза. Снова раздался стук, и за дверью появилось лицо Джеймса.

— Привет! — крикнул он и улыбнулся смущенной неуверенной улыбкой, словно опасаясь, что в конце концов получит в лицо порцию фасоли, которую Мелоди собиралась есть.

У нее не было сил снова испытать фиаско, постигшее ее только что. Легче всего было бы впустить его внутрь, выслушать и покончить со всем этим раз и навсегда — если, конечно, у него есть, что сказать. Но скорее всего, он забыл у нее в квартире пальто или еще что-нибудь. Сейчас его защищали от холода только черные брюки из рубчатого плиса и крупной вязки рыбацкий свитер, из-под которого выглядывала светло-серая хлопчатобумажная рубашка.

Мелоди открыла дверь и кивком дала понять Джеймсу, что он может войти. Затем она отступила подальше, сложила руки на груди и стала ждать.

— Прошу, извини меня, — сказал он, осторожно потянув ее к камину. — Я жалкий бесчувственный болван, но это только когда я нахожусь близ тебя.

— От этого мне должно быть легче, Джеймс?

— Нет, — согласился он, — но, понимая это, я чувствую себя лучше. Я не нахожу оправданий своему поведению.

Джеймс смотрел на нее, ожидая какого-нибудь отпета. Мелоди искала, что сказать. Может, подошло бы что-нибудь изящное, чтобы он почувствовал в ней настоящую леди? Или отбрить его, как он того заслуживает? Она сделала жест в сторону подноса.

— Хочешь фасоли?

Одна щека украсилась ямочкой.

— Конечно.

— Я принесу еще одну тарелку и…

Он задержал ее, поймав конец пояса от халата, когда она проходила мимо.

— Я это сделаю, разреши.

Пока он гремел ящиками и дверями буфетов, Мелоди подложила дров в камин. Возвратившись в гостиную, Джеймс сбросил свитер и опустился рядом с Мелоди на ковер. При этом полы его рубашки вылезли из брюк. Любой другой мужчина выглядел бы из-за этого немного смешным, но у Джеймса это лишь подчеркнуло его поразительную мужскую привлекательность.

— Ты знаешь, из-за тебя я потерял голову, — сказал он, положив себе на тарелку половину фасоли и схватив кусок поджаренного хлеба. — Я вел приятный размеренный образ жизни, пока не появилась ты и не перепутала все.

— Упрек совершенно несправедлив, — ответила она не очень убежденным тоном, так как точно знала, что он имеет в виду. Стоило лишь появиться в ее жизни Джеймсу Логану, и ее мир стал с ног на голову.

— Я понимаю, — размышлял Джеймс, задумчиво жуя поджаренный хлеб, — что человек лишь до известных пределов хозяин своей судьбы, а интересна жизнь как раз непредвиденным. Я хочу сказать, не дай Бог, если бы все дни были похожи один на другой.