Любовь решает сама
Шрифт:
Теперь он приласкал ее невыносимо фамильярным взглядом, остановив его на том месте, где воротник ее халата расходился.
— Соседки нет дома. Я видел, как она уехала на такси, как раз когда я взобрался на твой балкон. Нельзя оставлять запасной ключ в таком доступном месте, милая. Мало ли кто может им воспользоваться.
— Чего именно ты добиваешься, Джеймс? — спросила Мелоди рассерженно, потому что он загнал ее в угол.
— Я хочу переговорить с тобой.
— Ну, хорошо,
— Мы можем поужинать и в то же время поговорить.
— Ты меня не понял. Я тебя не приглашала отужинать. Я никого не ждала, — сообщила Мелоди, предупреждая возражения, которые обязательно должны были последовать, — и мне нечем тебя угощать.
— Не беспокойся. Мы можем послать кого-нибудь в ресторан поблизости. Как ты смотришь на пиццу?
— Я не люблю пиццу.
— Слишком простое блюдо на твой изощренный вкус, разумеется. А как японская пища?
— Я собиралась поесть фасоли.
На этот раз удивился Джеймс.
— Фасоли? — повторил он. — Ты имеешь в виду…
— Фасоль в томате на ломтике хлеба.
— Я люблю фасоль, — заявил он с чарующей улыбкой.
— Кто первый сказал: «Раз не можешь победить их, присоединяйся к ним»? — задумалась Мелоди вслух и, так и не вспомнив, пожала плечами. — Тебе — открыть банку, а я сделаю бутерброды, — сказала она и помчалась в кухню, с некоторым удовлетворением отметив по пути, что Джеймс не спускал глаз с телефона, когда она проходила мимо.
Мелоди нарезала хлеб и уже варила шоколад, когда поняла, что Джеймс не очень-то преуспел с открыванием консервной банки.
— А что — все мужчины-левши такие неумелые, как ты? — не выдержала она, когда консервный нож в третий раз соскочил в сторону и банка покатилась по полу.
— Я не левша, — буркнул он и осторожно прикоснулся к своей правой руке.
— Джеймс! — Мелоди с огорчением заметила у него на пальцах содранную кожу и припухлость. — Что с тобой случилось?
— Ты не поверишь, я слишком сильно ткнул вчера рукой в твою дверь.
— Не поверю, — ответила она, наполняя чашку льдом из холодильника. — Невозможно так изуродовать руку, стуча в дверь. Ты что-то скрываешь от меня?
— Я не совладал с собою. — Он взглянул на Мелоди из-под своих черных шелковых ресниц. — Я дал одному в морду.
— О Боже! Посмотри, что ты сделал со своей рукой.
На лице Джеймса появилось нечто среднее между улыбкой удовлетворения и болезненной гримасой.
— Ты бы видела того типа.
— А кто это? — спросила Мелоди, взяв его руку, чтобы поместить ее в ледяную ванну.
— Очень холодная, — заметил он.
Они стояли близко друг к другу. Мелоди решила, что в данной
— Перестань жаловаться и отвечай на мой вопрос.
— Я влепил Хеллерману.
Мелоди раскрыла рот.
— Ведущему на телевидении?
— Ему самому. Честно говоря, — поддразнил он Мелоди, — у Хеллермана челюсть отвалилась, почти как у тебя, но ему досталось похуже. — Джеймс снова пошевелил пальцами. — Я бы дал ему еще, если бы его не выручили его прихлебатели.
— Насилие, — провозгласила Мелоди, — редко приносит пользу.
Тебе надо было бы это знать.
— Может быть, в вашем мире, миледи, — уточнил он, баюкая левой рукой распухшую правую. — Но там, где вырос я, дракой кончались многие разногласия, и, хотя обычно я не ратую за применение насилия, бывают моменты, когда хорошая зуботычина гораздо честнее, чем так называемые цивилизованные способы, которыми пользуешься ты.
Мелоди вновь погрузила его раненую руку в ледяную ванну.
— Тебе могут предъявить обвинение в нанесении телесных повреждений.
— Он меня спровоцировал.
— Дело кончится тем, что ты проведешь больше времени в залах суда, чем твой отец в больничной палате, при такой резвости.
Джеймс вновь вынул руку из ледяной ванны, вылил на этот раз содержимое чашки в раковину и отставил сосуд в сторону.
— Это одна из вещей, которые я хочу с тобой обговорить.
Если бы в этот момент Мелоди удержала язык за зубами! Но ей не хотелось напоминаний о причинах, которых было достаточно, чтобы взбеситься, чтобы ненавидеть его, чтобы вышвырнуть его вон из свое квартиры.
— Обратись к моему юристу, — сказала она высокомерно, принявшись за успевший остыть бутерброд.
Джеймс обошел стол и придвинулся так близко, что все тело Мелоди задрожало, ощущая его близость.
— Мелоди.
— Что?
— Посмотри на меня. — Он взял ее за плечи и повернул к себе. Мелоди все еще отказывалась смотреть ему в глаза. Тогда он сжал ее подбородок и приподнял ее лицо на уровень своего. — Я сожалею, что сделал тебе больно, — сказал Джеймс.
Она попыталась выжать из себя подобие улыбки призванной убедить его, что потребовалось бы горазд больше усилий, чтобы причинить ей боль. Однако из этой попытки ничего не вышло, и ее подбородок, все еще в нежном плену у Джеймса, опасно задрожал. Разумнее всего сейчас было бы отступить — пуст с потерями, — пока она в состоянии это сделать но, кажется, она утратила всякую способность здраво рассуждать с той самой минуты, как Джеймс ворвался в ее жизнь.
— Я не знаю, о чем ты говоришь, — вывела она невероятно жалким голоском.