Любовь с алмазным блеском
Шрифт:
– Но почему ты решил, что они тут могут быть? – воскликнул Валера. – Мало ли что тебе сестра сказала! Она ж сколько лет живет в Петербурге…
– Про деревню колдунов слышали? – Василий посмотрел вначале на Валеру, потом на Петра.
Савелий Елисеевич как-то странно крякнул, и все повернулись к нему.
– Была такая, – кивнул дедок. – Советские власти их извели. Мне мамка рассказывала, как комиссары сюда приехали в двадцатые годы устанавливать советскую власть. Но не всех извели.
– Я про
– Нет, утопили староверов, – покачал головой дедок. – Много людей погибло, женщины, дети… Правда, слухи ходили, что пара семей ушла. Остальные остались и молились по-своему. Но воду все равно пустили. Сволочи!
– То есть кто-то изменил русло реки? – спросила я.
– «Кто-то»… Комиссары! – Савелий Елисеевич сплюнул. – То есть, конечно, не своими руками. Нагнали политических, заставили копать. Они быстро узнали, что делают. Тех, кто отказывался работать, стреляли. Другие, скрипя зубами, работали. Многие сами померли. Климат-то у нас – сама понимаешь. К тому же кормили их паршиво. Ну а потом… Давайте за упокой их душ выпьем.
На этот раз даже я смочила губы самогонкой, но проглатывать не стала. Я спросила, какую реку пускали по другому руслу – ту, которую я видела, или другую.
– Другую, – ответил дедок, вытирая рот рукавом. – Но сейчас она по старому бежит. Сама вернулась. Не захотела течь, как ей люди приказали. Или Господь так повелел.
– А ведь какие-то кретины хотели сибирские реки вспять поворачивать… – вспомнил Валера. – Необъяснимый с точки зрения здравого смысла проект.
Я вспомнила, что совсем недавно читала про китайский проект – они собираются перебросить часть стока рек Янцзы и Хаунхэ с юга на север. Народ переселяют из тех мест, где пройдут каналы. Но там все объяснимо – север Китая страдает от нехватки воды. А у нас в стране все не как у людей.
– А что сейчас на том месте, где была деревня староверов? – спросила я.
– У нас оно гиблым считается, – пояснил Петр. – Кто-то там огни странные видел, кому-то вообще люди мерещились. Мне мужик один, охотник, рассказывал, что видел семью целую в непривычных одеждах. Отец, мать, трое деток, младшенький вообще на руках у мамки…
– Все-таки что осталось на том месте? – еще раз спросила я, думая о том, какой можно сделать сюжет. А если еще в архивах покопаться…
– Что, что… Дома стоят! – сообщил Василий. – Вот люди строили! – пораженно покачал он головой.
– А ты там был? – прищурился Валера. – Небось мародерствовал.
– Когда я туда добрался, там уже ничего стоящего не осталось, – возразил Василий.
– Значит, такие, как ты, постарались! – рявкнул Петр. – Вот души умерших и являются, потому что мало того, что мученической смертью погибли, так еще и мародеры типа тебя покоя им не дают, шастают и шастают.
– Я пожарным в детстве хотел стать, а кто мне дал?
Какое отношение детская мечта имеет к желанию поживиться чужим добром, я не поняла.
–
– Так если я не возьму, другие возьмут! – завопил Василий. – Вы, можно подумать, оставили бы добро, если бы на него набрели!
– Знаешь ли, добро добру рознь, – заметил Петр. – Брошенное за ненадобностью, или потому что лень было тащить – одно дело. То, что богатые охотники оставляют, мы, конечно, подбираем. Но идти мародерствовать в затопленную деревню, где люди погибли, – последнее дело!
– Сколько добираться до той деревни? – вклинилась я.
– Могу проводить, – тут же расплылся в улыбке Василий.
– Юля, вы хотите репортаж сделать? – посмотрел на меня Валера.
Я кивнула.
– Вместе поедем, – объявил Петр. – Помолимся за упокой душ невинно убиенных.
Петр перекрестился, его примеру последовали Валера и Савелий Елисеевич. Василий не мог из-за связанных рук (честно сказать, я не уверена, что он собирался это делать), я держала камеру.
– Правильно, надо все заснять и рассказать народу, – кивнул Савелий Елисеевич. – Я тоже поеду.
И тут я вдруг вспомнила слова Ольги Ивановны… Она ведь говорила, что Василий – геолог!
– Кто вы по специальности? – спросила у него.
– Камнерезчик. ПТУ заканчивал в советские времена в городе. Потом в армии отслужил, сюда вернулся, женился. В карьере работал вахтовым методом, в ста километрах отсюда. По нашим меркам недалеко. Как все жил, пока эта дурацкая перестройка не началась. Работа у всех была, уверенность в завтрашнем дне. А теперь как людям жить?!
– То есть вы учились резать алмазы?
– Какие еще алмазы! Я занимался распиловкой блоков на заготовки, окантовкой плит, фактурной обработкой лицевой поверхности. Иногда штучные камни из массива выпиливали, придавали природному камню требуемую форму…
– Так… А на геолога вы никогда не учились?
– На геолога? – пораженно посмотрел на меня Василий. – В нашей семье в институте только одна Ольга училась – из всей родни, даже если дальних брать. Она у нас самая умная, ее всем в пример ставили. И институт окончила, и замуж за ленинградца вышла.
«Интересно…» – подумала я. Посмотрела на Василия и попросила рассказать теперь про колдунов.
– Большая часть колдунов ушла. Оставшиеся вроде бы приняли советскую власть, а на самом деле продолжали своими делами заниматься. Наверное, так договорились между собой. А может, совпадение. Хотя никто в совпадения не верил.
– Вы о чем? Какие совпадения?
– Скот весь помер в колхозе, – пояснил Савелий Елисеевич. И посмотрел на хозяина дома: – Ты это имел в виду?
– Ну да. Скорее всего, уход был плохой. Раньше-то каждая хозяйка за своей коровкой присматривала… А может, кто другой специально потравил. В колхоз-то насильно загоняли. Но комиссарам нужно было найти виновных. Колдуны для этой роли подходили прекрасно.