Любовь со второго взгляда
Шрифт:
— Мама, эпизод эпизоду рознь. Да, роль маленькая, но хорошая. Да, режиссер молодой, но перспективный. А бывает, и роль главная, и режиссер старый, а ни славы, ни тепла. Ну, ты увидишь, может, и гордиться будешь.
Не знаю, как Лёнина мама, а я тогда загордилась.
На этой картине и родился мой режиссерский девиз:
В актере — фокус, на актере — свет. Все остальное — суета сует.На самом деле для
Никогда не забуду, как однажды «загибался» от томительного ожидания актер на съемочной площадке у молодого тогда режиссера Р. Б. Режиссер снимал комедию «Эффект Ромашкина». У него был какой-то очень-супер-оператор, который заставил красить золотистой краской электрическую розетку в дальнем углу за актером, в то время как актер сидел при полном гриме, костюме, под полным светом и… потел. И казалось, с этим потом улетучиваются весь его талант и все чувство юмора, которые ему так необходимы в кадре. Комедия не случилась. И Р.Б. больше никогда не переступал «смешной порог», хотя он мне кажется человеком с очень своеобразным, необычайно ярким чувством юмора.
Наташа Крачковская сыграла подругу главной героини. Меня предостерегали:
— Ну это же актриса Гайдая! Она будет комиковать.
— Не будет, — отбивалась я.
В кино в ту пору даже было выражение, специально придуманное ржавой критикой, — «гайдаевщина». То есть низкий жанр, слишком простонародное кино. Это сейчас уже понятно, что Гайдаю за его комедии надо монумент ставить до небес, что фильмы его — самые смешные, что так, как он, сегодня никто не умеет, что надо было под него институт создавать, а тогда морщились, носы воротили, швырялись обидными, злыми словами.
Наташа Крачковская сыграла мягко, на полутонах. Она сама любит эту свою роль. И отрывок из нашего фильма возит на все свои творческие встречи. Мы подружились с Наташей на этой картине. Потом она снимется у меня еще в шести с половиной картинах и станет называть себя самым крупным моим Талисманом.
Снималась сцена, когда Польских, Крачковская и Куравлев веселятся и пьют шампанское. Я решила, что для соответствующего настроения и блеска в глазах надо распить бутылочку настоящего шампанского. Принесла. Потом пришел Леня Куравлев:
— Ребята! Я принес бутылку шампанского. Так нам будет веселее!
Потом Наташа Крачковская:
— Ну что? С шампанским-то будет поправдивее!
И достала бутылку
Мы начали репетировать.
Девчонки раскраснелись, стали непринужденно импровизировать. Потом вообще забыли, зачем, собственно, собрались.
Съемку в этот день мне пришлось отменить.
Я запомнила это надолго. На всю жизнь. Запах алкоголя на съемочной площадке вызывает у меня аллергию. Хотя вне работы я вполне употребимо отношусь к разным градусам. А к некоторым —
Нам осталось доснять эпизод в квартире Лизы-разлучницы.
В это время Никита Михалков закончил снимать «Пять вечеров». Для его картины в павильоне «Мосфильма» была выстроена декорация квартиры. Чтобы не мучиться с новой декорацией и сэкономить деньги, мы решили влезть в «квартиру» Никиты. Переклеили обои и завезли свою мебель. Начали снимать. Вдруг выяснилось: Никита в этой декорации должен что-то доснять-переснять.
К нам пришел Олег Александрович Агафонов, один из мосфильмовских начальников. (Не вызвал меня, а пришел сам!) Агафонов попросил меня (не приказал!):
— Пожалуйста, поскорее!
— Не могу, Олег Александрович! Первая картина!
— Хорошо. Беру ответственность на себя.
По плану картина сдавалась в первом квартале 1979 года. Студии нужна была «единица» предыдущего года. Олег Александрович — снова ко мне:
— Сдайте картину раньше.
— Не могу.
— Пообещайте… Обманите меня.
— Как?
— У вас в производстве будет «зеленая улица». Потом скажете, что не успели, не вышло. Обманите меня.
— Вас я обманывать не могу. И не буду.
Олег Александрович. Высокий. Умный. Талантливый. Обаятельный. Профессионал.
Я его очень любила. Его очень любили все.
Каждый человек, который когда-либо сталкивался с Олегом, был уверен: так хорошо Агафонов относится только к нему. Даже те, к кому на самом деле он относился скептически.
Умер он неожиданно и нелепо. Перенес успешно тяжелейшую операцию. Поехал на дачу — не умел сидеть без дела — и стал что-то строгать. Оторвался тромб — и все.
Мой друг — высокий человек. Все соразмерил в одиночку. Собрал глаза под сенью век. И укатил… Поставив точку. По мокрым улицам Москвы Брожу я в поисках ответа. Увы… Лишь стынет в лужах лето. Лишь многоточие листвы…Плакала вся студия. Ему было сорок четыре года.
Похоронили его на далеком Лианозовском кладбище. Рядом с женой, которая тоже совсем молодой умерла от рака, оставив Олегу двоих сыновей. Никита Михалков на могиле Олега поклялся помогать им.
С тех пор прошло вот уже почти двадцать лет… Наверно, все так и случилось…
Однажды, когда я уже закончила картину, успешно сдала ее во всех инстанциях и шла по родной студии, «помахивая крыльями», увидела в курилке монтажного цеха своего учителя — Георгия Николаевича Данелия. Он сидел сжавшись, нервный и измученный… Спрашиваю: «Неужели вы, сняв уже столько картин, не уверены в успехе и нервничаете?» Он отвечает: «Как в первый раз». Георгий Николаевич заканчивал гениальную картину «Осенний марафон»!..