Любовь срывает маски
Шрифт:
От его слов ей едва не сделалось дурно.
— Но я-то этого не хочу! — в отчаянии выкрикнула она.
Он поднял руку и нежно провел тыльной стороной пальцев по ее щеке, а затем, приподняв ее за подбородок, несколько мгновений пристально смотрел ей в глаза. Легко, словно дуновение ветерка, он нежно коснулся губами ее губ, и Мэриан, совершенно растерявшись, вдруг ощутила ответный жар желания. Не осознавая, что делает, она качнулась к нему, и граф, уловив это чуть заметное движение, обнял ее и прижался к ее губам быстрым, почти грубым поцелуем, на который
Когда он заговорил, его голос звенел от едва сдерживаемого торжества:
— Ты не проведешь меня, Мина. Может быть, ты и не хочешь этого, но твое тело, помимо воли, жаждет близости со мной. Твое желание горит в тебе, подобно пламени внутри лампы. Я могу его видеть и чувствовать, но не могу к нему прикоснуться. — Он улыбнулся уверенной и в то же время чувственной улыбкой. — Я очень терпеливый человек. Я могу подождать, пока ты сама не разобьешь стекло, чтобы соединить свой огонь с моим. Только не медли слишком долго, иначе этот огонь спалит дотла нас обоих.
Он внезапно отпустил ее. Сердце Мэриан неистово колотилось от неожиданной силы, прозвучавшей в его словах, и в не меньшей степени от его близости. Внезапно усталость как рукой сняло, и вместо нее потрясенная, растерянная девушка вдруг ощутила острую тоску и томление. Что она может сказать ему, если он уверен, что все, что она говорит, — ложь, и готов доказывать это?
Но что, если он прав? Она не знала. Все, что она сейчас знала, это что она должна, не медля ни минуты, бежать от него прочь, прежде чем его присутствие совершенно не лишило ее способности здраво мыслить.
Мэриан проворно проскользнула между ним и лошадью и поспешно бросилась к фургону, словно от этого зависела по меньшей мере ее жизнь.
— Спокойной ночи, моя маленькая трусишка, — услышала она вслед его прощальные слова, а затем и легкий смешок.
Однако девушка постаралась не обращать на это внимания. Ничего не отвечая, она торопливо вошла в фургон и еще несколько мгновений постояла возле входа, сдерживая дыхание, на тот случай, если он вдруг решит остаться, чтобы продолжать соблазнять ее. Однако, к своему удивлению, она услышала мерный стук копыт о мягкую лесную землю и с облегчением вздохнула.
— Он что-нибудь сделал тебе? — раздался голос из глубины фургона, заставивший ее вздрогнуть.
— Нет, тетя, — Мэриан едва не поперхнулась, — он ничего мне не сделал.
Прошло несколько минут, прежде чем цыганка заговорила снова:
— Но он ведь целовал тебя, так?
Мэриан покраснела, благодаря небо, что в темноте тетка не могла видеть ее лица. Или могла?
— Почему ты спросила об этом?
— Я слышала, как вы подъехали. С тех пор прошло довольно много времени. Вы должны были чем-то заниматься все это время, раз вы не разговаривали. Когда вы заговорили, я услышала ваши голоса.
Мэриан ощупью направилась к своей постели в дальнем углу фургона.
— Я устала, тетя, — пробормотала она, принимаясь раздеваться. — И хочу только одного — спать.
— Конечно, он красивый мужчина, моя деточка,
Мэриан, у которой губы все еще горели от поцелуев графа, не хотелось внимать подобным предостережениям.
— А не думаешь ли ты, что все может быть совсем иначе? — выпалила она сгоряча. Затем поспешно добавила: — Я вовсе не собираюсь попадаться в ловушку подобного человека и становиться его жертвой. И все же, если так случится, не думаешь ли ты, что я бы смогла превратить горькую водицу в живую воду?
Откровенно циничная насмешка, прозвучавшая в ответе тети, больно резанула Мэриан.
— Нет, деточка. Думаю, это невозможно. Только великая любовь может превратить горькую воду в вино. Непохоже, что этот господин способен на такую любовь.
Мэриан ничего не ответила и, скользнув в свою убогую постель, накрылась с головой одеялом. Но тоненький, еле слышный голос внутри ее нашептывал ей, что вино нельзя сделать за одну ночь и что цыганки не всегда правильно предсказывают будущее.
На следующий день Мэриан обнаружила, что только с большим трудом может сосредоточиться на заботах о своем пациенте. Она очень не хотела возвращаться в Фолкхэм-хауз. Ей было невыносимо думать о новой встрече с Гареттом так скоро после их последнего прощания, при воспоминании о котором она каждый раз готова была провалиться сквозь землю от стыда. Но и бросить раненого на произвол судьбы она также не могла. Поэтому уже рано утром она вновь находилась в комнате, которая еще так недавно служила ей собственной спальней.
К ее несказанному облегчению, граф лишь однажды нанес им очень короткий визит. Убедившись, что раненый все еще без сознания, он удалился, не желая ей мешать, сказав, что заглянет еще раз попозже.
Уже ближе к полудню, когда Мэриан в очередной раз перевязывала и обрабатывала рану, накладывая на нее бальзам, она заметила, что веки ее подопечного внезапно чуть дрогнули и он пробормотал несколько неразборчивых слов.
Девушка в волнении склонилась над ним.
— Что? Вы что-нибудь хотите? Может, воды?
Раненый вновь не реагировал, но девушка почувствовала небольшое облегчение. Наконец он хоть на короткое время вышел из состояния забытья. Теперь у нее появилась хоть крохотная, но надежда. Она с особой тщательностью закончила перевязку и постаралась устроить раненого поудобнее. А затем решилась оставить его ненадолго, чтобы сообщить графу приятную новость.
Она уже спускалась по лестнице, когда услышала сердитый громкий голос, доносившийся от парадного входа:
— Я уже говорил вам и повторяю снова, его светлость не желает видеть ни вас, ни миледи. Уходите!