Любовь стоит того, чтобы ждать
Шрифт:
Это был обычный учебный день, и неизвестно, что ждало нас за самоуправство: ни он, ни я не включали коммуникационные браслеты с момента, как покинули прием. И не явились ночью.
Отсюда отчисляли и за меньшее… Но почему-то мы понимали, что Глава посмотрит на это сквозь волны. Так и случилось.
Инструктора даже не сделали замечание, рейтинг не снизился, а одногруппники, похоже, и не заметили моего отсутствия. Только по отдельным репликам парней из линии Гарда, обращенным к нему, я поняла, что кто-то знал о нашем выступлении.
Даже в капсуле
Все осталось неизменным…
Но я чувствовала себя другой.
Как-будто тот день и та ночь изменили гораздо больше, чем можно было предположить. И невозможность сформулировать, что же именно произошло и как с этим жить, сделала меня еще более замкнутой и даже напряженной. Для всех…
Кроме Гарда.
Потому что я с удивлением осознала, что когда мы наедине — пусть это случалось и нечасто, — я могу быть самой собой.
Шутить, если хочется. Злиться, когда он меня бесит. Ругаться, потому что при всей сдержанности во мне кипели нешуточные эмоции, которые я привыкла подавлять.
Быть милой, пусть это и редко ему перепадало.
Расспрашивать о вкусах и интересах… и через силу, но рассказывать о своих.
Хотеть его, хотеть страстно и не скрывать этого.
И танцевать.
Это было… невероятно. Знать, что есть тот, кто принимает тебя.
Несовершенной.
Это открыло для меня совершенно новые возможности… приятия себя.
Наши танцы изменились. Мы перестали контролировать себя, доверяя партнеру, останавливаться и проверять каждый взмах, настороженно следить друг за другом…
И стали, наконец, полноценной парой.
В танце, конечно.
И пусть нам приходилось еще больше контролировать себя на людях, четко отслеживая каждый жест и взгляд в сторону друг друга, стараясь не сбиваться с изначально выбранной линии поведения: он — сын председателя, я — девочка с окраины, и мы вынуждены терпеть друг друга из-за какой-то непонятной идеи главы Академии, — это было несложно.
Уж слишком хорошо мы понимали, насколько неугоден может оказаться окружающим даже временный наш союз.
И, как ни странно, меня это не слишком волновало. Как и то, что ждет нас в недалеком будущем, когда Гард отправится на околопланетную станцию.
Потому что, пожалуй, впервые я чувствовала, что счастлива.
Предмет «История Содружества» не мог мне не нравиться. Даже не потому, что само становление такого большого конгломерата систем, рас, существ, и основные события, что их объединяли или заставляли воевать, были безумно интересны. И преподавали его под усиленными мемонами, а значит, все, что мы слышали, видели, трогали и нюхали в процессе виртуального рассказа, запоминалось на всю жизнь. А потому, что мне все было в новинку. И порой мне стоило приложить большие усилия и потратить часы на самостоятельные занятия, чтобы не выдать этого однокурсникам.
Там, где они скучали, я с трудом удерживала
Там, где они вяло проговаривали давно известные им истины и описывали события, я с восторгом вслушивалась и всматривалась в новые понятия.
Потому что они это изучали с детства, впитывали в родительских домах и на визорах, проигрывали в детских играх, рекомендованных пси-консультантами… Мне же пришлось начинать с нуля.
Нет, я, конечно, могла кое-что рассказать об отсталых планетах… Или о том, как нелегально с них выбраться. О том, что космос бороздят не только сверкающие лайнеры, благородные стражи или же богатые звездолеты торговых межгалактических корпораций.
Но кому это было нужно? Они жили в совсем другом мире…
Как и приютские.
В приюте на моей планете учителя, если они вообще появлялись на занятиях (профессия эта была одной из самых низкооплачиваемых, и многие предпочитали взять дополнительную смену в карьере, нежели учить сирот и малолетних преступников), были заинтересованы в ином образовании.
В развитии физической выносливости, знании арифметики и способности подчиняться приказам и не задирать при этом голову, чтобы посмотреть на звезды.
Содружеству был посвящен день или два… И уж точно речи не шло о том, что все расы и планеты равны, что есть общие законы, которые защищают живых существ от насилия… Лишь бы никто из нас не подумал, что это действительно возможно.
Зато мы годами разбирали, насколько «важную роль» играет наша планета и добываемый в отвратительных условиях летучий уриан, зубрили технику безопасности при его добыче и химический, и пси-состав всех соединений, сплавов и изделий, в которых можно было этот минерал использовать.
Так что нас не обучали истории создания Содружества. Или тому, что на подавляющем большинстве планет, вошедших во внешний круг Содружества, это были самые неразвитые по различным показателям планеты, на опасных для жизни работах давно используются роботы. А во внутренних и первых кругах таких работ вообще не существует.
Не учили, что можно жить сыто и добиваться большего. Что дети — это не бесплатный труд или средство для удовлетворения низменных желаний… Или что шанс пробиться наверх примерно одинаков в уриановом карьере и на любой зажиточной планете.
Как и упасть на самое дно.
И потому нужно бежать, бежать как можно дальше от приюта.
Так что я тянулась за знаниями, как только может тянуться девочка с окраины цивилизаций, прознавшая, что мир гораздо больше, чем она даже боялась себе представить.
Вот только сегодня я почти не слушала объяснений инструкторов. Мысли всё возвращались к сцене, свидетельницей которой я стала во время обеда в столовой.
Как всегда, я заняла столик в самом углу, а Гард и его компания — почти посередине. Я села лицом к кадетам, а он полубоком, чтобы контролировать ситуацию и возле себя… и возле меня. Я улыбнулась — исключительно про себя — от этой незримой заботы, что была мне не нужна, но приятна.