Любовь стоит того, чтобы ждать
Шрифт:
Усмехнулся. А потом опустил голову и выдохнул мне в губы:
— Я в предвкушении.
15
Планета Дилип.
Наши дни,
Гард Норан.
Я — Страж.
Безразличный ко всему, кроме своих-наших целей. Презирающий все, что составляет жизнь обывателя. Отрицающий все, что не принадлежит нашей расе…
Я — Гард.
И я давно уже
Это разрушало меня… А может, поднимало на неведомую до этого высоту? Ведь стражи тоже… горели. Когда встречали свою Бездну. Я не знал… впервые не был уверен. Ни в чем.
Если бы два космических года назад кто-то сказал, что я буду считать удары до момента встречи с одной вредной стервой, я бы не то что рассмеялся, я бы даже не обратил внимания на эти слова.
Если бы год назад мне сообщили, что эта самая белокурая стерва станет для меня чем-то гораздо большим, чем возможностью снять напряжение и от восторга обладания ею у меня будет взрываться мозг и яйца… Я бы только ехидно хмыкнул.
А сейчас…
Звездная нора! Сейчас меня вдруг начало пугать то, что наша связь может закончиться после моего отлета. Но еще больше вымораживало осознание собственного страха. Потому что линия Норан не боится. Ничего. Зная, что в любой момент каждый из нас может умереть.
Я будто уже умирал, по молекуле, не показывая и не признаваясь. Умирал каждый раз, когда вспоминал, сколько нам осталось быть вместе. Ведь Аррина Лан еще шесть лет проведет в Академии, а я на орбитальной станции. И мы не сможем больше с такой легкостью прятаться от остального мира, да что там, физически почти не сможем встречаться, потому как второй этап обучения у меня был еще жестче и не предполагал частых отлучек. А потом меня отправят в дальние полеты. В самое зарево, где поют гравитационные ветра и Бездна получает свою дань от Вселенной… И если кто и должен был составить компанию, даже хотя бы в виде голо-портрета на стене, так это выбранная Советом невеста.
Но никак не девочка с окраины.
К другому готовил меня отец, и я знал, что он никогда не позволит глупо потратить ресурсы… А стражи и являлись ресурсами для самих себя, ничего иного у нас не было.
Знал и никак не мог это принять. Пусть так было решено уже давно и не стоило даже думать об этом. О том, что наша связь закончится здесь и сейчас. Но я все равно думал… как последний идиот. Несмотря на то, что Аррина…
Похоже, её это не волновало. Мне вообще иногда казалось, что ей никто не нужен. Совсем. Даже я. Что она со мной только потому, что так вышло случайно и получилось… хорошо. Но как только растает невидимая связь, что держит нас вместе, исчезнет и она… Растворится в бескрайнем космосе и не обернется. И я почти ненавидел ее за эту легкость. А себя — за тайные желания, которые не озвучивал даже самому себе. Мечты о том, чтобы эта хрупкая сильная девочка не ушла прочь, задрав наглый носик, а продолжала быть со мной… Любым способом.
Раскрываться.
Дышать мной!
Потребность не просто быть с ней, но чтобы она тоже… была, горела, прилипла ко мне хотя бы мысленно так же крепко, как присоски робота исследователя к гладкой вертикальной поверхности… Эта потребность сокращала мое сердце, заставляла дышать легкие… Потребность и вера в то, что для нас возможно… Будущее?
Какая уж тут вера… Но я как полный псих просчитывал варианты, как это возможно изменить. И в то же время… надеялся, что меня, быть
Ведь время нам дано для того, чтобы забывать…
Меня бесили эти противоречия. Но стоило заикнуться о чем-то подобном при Аррине, как она переводила все в шутку. Вот и сегодня спокойно пожала плечами, а потом вдруг рассмеялась, заявив, что старику в ее постели не место, а никем другим я не стану спустя много лет в космосе.
— Я старше тебя всего на несколько космических лет! — буркнул зло.
— Поэтому гораздо быстрее выйдешь из строя, — продолжала смеяться невозможная стерва. А потом опрокинула меня на кровать и уселась сверху, лукаво склонив голову. — Надо пользоваться, пока работает…
Меня тряхнуло, когда она, помогая рукой, насадилась на член, а потом легко, размеренно заскользила вверх и вниз, откинув голову и подставив моим пальцам свои совершенные груди.
Внутри ширилось понимание, что если не произойдет что-то сверхвозможное… я могу лишиться вот этих розовых сосков, узких ступней с высоким подъемом, круглых коленок и нежнейшей — влажной сейчас — кожи, опухших губ и лукавства в глазах. Острого язычка, который мог доводить меня до бешенства и ласкать до потери сознания, и того, как доверчиво она ко мне прижималась.
Я ощущал растерянность и смятение. О которых никогда не смог бы сказать вслух… И нежность и страсть, которую мог проявить лишь телом, жестами, тем, как брал её этой ночью снова и снова, измучив вконец обоих… Как в последний раз.
Мы оба устали до потемнения в глазах, но… заснуть так и не смогли.
Я чувствовал, как неровно она дышит, лежа на моей груди… и тоже не мог расслабиться и уплыть в глубокий отдых.
И потому аккуратно пересадил Аррину в кресло, укутал в одеяло и выбрал в автомате две огромных чашки горячего ароматного напитка, который так любили на Дилипе, густого и темного, из цветка Ночи. И мы просто сидели и смотрели, как занимается рассвет над небоскребами и ажурными мостами, повисшими высоко в небе…
— Знаешь, я не часто жалею о чем-то в жизни… — вдруг сказала девушка. — Но я бы многое отдала, чтобы мама могла сидеть вот так, не думая о завтрашнем дне или о том, чем меня накормить. Просто наслаждалась видом и своими возможностями. Тем, что у нее есть будущее за пределами карьера… Она ведь работала на износ. Хамелеонов — их так называли за отличную регенерацию, ловкость и умение мимикрировать — держали на самых низовых уровнях из-за более низкой смертности. И платили лучше, а она так хотела вырваться оттуда, накопив денег…
— Ты… хорошо её помнишь? Ты же была совсем маленькой, когда она умерла…
— Вполне… я же наполовину страж… и помню почти всё, — лицо Аррины немного исказилось, как и каждый раз, когда она говорила о своем происхождении.
Но сегодня я решился высказаться.
— Послушай… я понимаю, что твой отец — последняя сволочь, и тебе вряд ли хочется признавать ваше родство. И что стражи, в том числе мой отец, оставили далеко не самое приятное впечатление. Но мы… мы больше, чем эта связь одного поколения. Ты часть общего генетического шифра, а при этом отказываешься смотреть на мир фиолетовыми глазами. Но отрицая эту часть в тебе… теряешь ее и становишься слабее.