Любовь, страсть, ненависть
Шрифт:
– Я стала жертвой… – сказала она слабым голосом, понимая, как нелепо это звучит. – Я зашла в бар…
– Хорошо. – Он улыбнулся. – Хотя это ничего не объясняет, пойдем на борт. Тебе, моя дорогая, надо выпить чего-нибудь крепкого.
Джулиан помог Агате взойти на борт «Изабеллы». Из-за своих светлых волос и бледной кожи она казалась такой болезненной и ранимой, что явно нуждалась в защите. Женщину, у которой хватает глупости гулять по ночам одной на мексиканском пляже, вряд ли можно считать вполне нормальной. Когда он ввел ее в кают-компанию, в душе у него проснулось старомодное чувство ответственности мужчины за женщину. Агата опустилась на софу, пытаясь восстановить дыхание, а Джулиан направился к стойке бара. Он налил ей полный бокал, и она с благодарностью выпила.
– Почему бы вам не принять душ? Вы почувствуете себя намного лучше, – сказал Блуи. – Давайте я провожу вас.
– Спасибо, – сказала Агата, заливаясь краской, когда глаза Джулиана еще раз с сочувствием остановились на ней.
Бодрящие струи воды потекли по ее ноющему телу, она стала тереть его мочалкой, как бы отчищая грязь. Грубые полотенца Блуи пахли камфарой, но ей было хорошо, она наконец-то очистились от песка, пота и следов грязных вонючих рук насильников. Она надела шорты, на которых каким-то чудом уцелели почти все пуговицы, за исключением верхней, и рубашку Джулиана. На столе лежала расческа, и Агата попыталась расчесать запутавшиеся волосы. Она посмотрела на себя в зеркало. Уже лучше. Испуг еще заметен, но от шока она уже оправилась. Вернувшись в кают-компанию, она застала Джулиана, Блуи и Ника сидящими за столом с бокалами в руках, они рассматривали какие-то журналы и книги, посвященные яхтам. Джулиан встал.
– Проходи и садись, Агата, – доброжелательно сказал он. – Ты выглядишь уставшей, выпей вот это.
Агата сделала глоток из своего бокала и скривилась: напиток оказался слишком крепким для нее.
– По специальному рецепту Блуи. – И он подмигнул ей. – Хорошо помогает от того, что тебя беспокоит, дорогая: морская болезнь, слабость в животике, ежедневная нервотрепка на съемочной площадке, короче, что бы там с вами ни было, специальный напиток Блуи излечит вас от всего.
– Что это? – с любопытством спросила она. Хоть Агата редко пила спиртное, разве что стаканчик вина, она чувствовала, что этот вкус ей нравится.
– А-а… это секрет, – улыбаясь ей, сказал Джулиан. Она была очень странная женщина, такая мягкая и невинная, у нее такие грустные глаза и трагическое выражение лица. Конечно, Агата не в его вкусе, но по ее глазам Джулиан понял, что она от него без ума. Внешне почти монашенка, на шее маленькие четки вместо бус, но в ней есть что-то непонятное, странное, только что? О, черт, какие влюбленные глаза! Он занервничал. Нельзя потворствовать фантазиям слабовольных женщин. Он берег себя для сцены.
– Выпей, – сказал он и посмотрел на часы. – Уже час ночи. Завтра всем нам рано вставать. Мало кто хотел бы оказаться в такой ситуации, правда? – Он хитро подмигнул Агате, которая нервно улыбнулась в ответ.
– Не говорите никому, они решат, что я совершенная дура, ведь меня предупреждали, чтобы я не выходила одна на улицу. Пожалуйста, пообещайте, что никому ничего не расскажете.
– Обещаю, Агата, и ребята поступят точно так же, – сказал Джулиан. Его голос прозвучал нежно, как любовная ласка. – Это наш маленький секрет, Агата, – добавил он, и она покраснела от счастья.
Агата была слишком взволнована, чтобы заснуть. В своей душной комнате, прижимая подушку к ноющему телу и закрыв глаза в любовном томлении, она вновь переживала дивные часы, проведенные с Джулианом. Пожалуй, стоило подвергнуться такому нападению, чтобы привлечь внимание своего идола, думала она. Она вспоминала его сильные загорелые руки, нежно убирающие с ее лба волосы и поддерживающие во время ходьбы, и ее пульс начинал биться учащенно. Его рубашка. На ней все еще была его рубашка, которую он отдал ей на пляже. От рубашки пахло его турецкими сигаретами, она различала слабый запах пота, смешанный с едва уловимым ароматом одеколона.
Она водила руками по телу, прижимая рубашку к животу, между ног,
Глава 7
Захария Домино добился того, что все в Голливуде считали невозможным. Пять лет у него был тайный роман.
Им с Рамоной Арман доставляла большое удовольствие любовная связь, о которой никто не знал. Это их вполне устраивало. Он был не женат, а Рамона хоть и была замужем, так редко видела мужа, что почти забыла, как он выглядит. Все тридцать лет ее карьеры Голливуд сотрясало от сплетен о ее интрижках и приключениях, но точно никто ничего не знал. Никто точно не знал, сколько ей лет, а она, в свои пятьдесят, выглядела очень и очень хорошо. На лице почти не было морщин, тело было гибким и стройным, а в постели ей позавидовала бы и двадцатипятилетняя женщина.
Они с Заком проводили время на ее роскошной вилле, расположенной на одном из холмов прямо над заливом. Тайна их отношений охранялась многочисленными телохранителями и немецкими овчарками.
Обед она приготовила ему сама: цыпленок в соусе с его самым любимым блюдом – жареными бобами и маисовыми лепешками, которые, по ее мнению, повышали потенцию. После обеда она принесла ему бокал красного вина и толстую гаванскую сигару. Они сидели, обсуждая фильм, в частности ее роль в нем. Она была недовольна своей ролью и согласилась играть ее только потому, что остальные роли в фильме для женщин ее возраста были гораздо хуже. То, что она играла мать Доминик, приводило ее в бешенство.
– Я все-таки звезда, – жаловалась она, – одна из самых ярких звезд за всю историю. Это просто свинство, что сейчас я вынуждена играть какую-то второстепенную роль. – Она произнесла слово «второстепенную» так, как будто сдула с губы крошку табака. – У меня такая прекрасная роль в итальянском фильме, просто прелесть. Роли молодых героинь я не собираюсь больше играть, но я очень жалею, что в этой картине не смогу сыграть роль получше. А ведь я же умею, Зак, я могу.
Захария нежно коснулся ее руки и с надеждой кивнул в сторону спальни. Он не испытывал особого энтузиазма от того, что ему придется в который раз обсуждать с Рамоной ее проблемы. Он хотел как можно быстрее сменить тему. Он мечтал полежать, а потом поехать домой, упасть в постель и еще раз просмотреть сценарий. Захария хотел отрешиться от всех проблем и не слышать стенаний и жалоб актрисы. Оставаться с Рамоной на всю ночь сегодня было нельзя, неожиданно мог нагрянуть ее муж, настоящий сукин сын. Разрываясь между отвратительной Шерли Франкович, которая выла над сценарием, Ирвингом, который постоянно угрожал вернуться в Нью-Йорк, сэром Криспином, который играл короля Монтесуму и злился по поводу и без повода, студией, которая настаивала, чтобы все съемки происходили при свете дня и под солнцем, и необходимостью отложить первый день съемок до тех пор, пока не будут решены проблемы со сценарием, Зак чувствовал себя опустошенным.
– Черт, пусть они проваливают, – устало сказал он Нику утром, когда Франковичи выскочили из комнаты, хлопнув дверью. – У нас есть половина довольно неплохого сценария. Мы вызовем кого-нибудь из Голливуда, если потребуется переписать некоторые сцены, вот и все. Они нам не нужны, эти проклятые Франковичи. Они корчат из себя черт знает что.
Ник был с ним полностью согласен. Они были верными союзниками, это было жизненно необходимо.
Зак вздохнул. Ему очень хотелось позабыть обо всех этих проблемах в объятиях своей любовницы. Как бы угадав его мысли, Рамона кокетливо посмотрела на него, встала и, виляя бедрами, пошла в огромную белую спальню. Он радостно пошел за ней.