Любовь - только слово
Шрифт:
Приезжает такси.
— Пусть остановится не перед самым вашим домом, Верена.
— Нет.
— Я люблю тебя.
— Спокойной ночи.
— Я люблю тебя.
— Счастливо доехать домой.
— Я люблю тебя.
— Останься в машине. Я выйду одна. Не хочу, чтобы шофер видел тебя.
Она выходит одна.
Такси уезжает. Его красные подфарники исчезают за ближайшим поворотом. Я отъезжаю на своей машине до въезда на шоссе и направляюсь в интернат.
«Квелленгоф» пуст, когда я подъезжаю. Все дети еще едят в столовой.
Направляюсь в свою комнату, сталкиваюсь с господином Гертерихом.
— Слава богу,
— Ну и что?
— Я… Я сказал, что у вас был понос и вы лежали в постели.
— Хорошо. Могу ли и я быть вам чем-нибудь полезен?
— Нет, спасибо… — Он стучит по дереву и улыбается. Видно, что он совсем пал духом. — В настоящее время, слава богу, отношения с детьми более или менее нормальные.
— Я вам это предсказывал!
— Но что будет, если господин директор или какой-нибудь учитель заметят, что вы так часто исчезаете?
— Никто не должен заметить.
— А вдруг?
— Тогда я вылечу.
— Вам это так безразлично?
— Совсем нет. Мы все устроим ловко, господин Гертерих. Положитесь на меня. Я помогу вам, вы поможете мне. Я обещаю, что смоюсь еще в четверг и в субботу. Я имею на это право.
— Да. Моя жена тоже была очень красивой, господин Мансфельд. Такая, что слезы наворачивались на глаза, когда смотрел на нее.
— Что с ней случилось?
— Она оставила меня, развелась. Я не мог ничего предложить ей. Красивые женщины стоят дорого, не правда ли?
— Возможно, — говорю я и думаю о Манфреде Лорде.
В своей комнате я сажусь на кровать и думаю о себе.
Что я могу предложить Верене?
Ничего. Абсолютно ничего.
Что-то колет меня в ребро.
Лезу в карман и вынимаю пять осколков от пластинки. На ночном столике складываю их вместе.
«LOVE IS JUST A WORD». FROM THE ORIGINAL SOUNDTRACK OF «AIMEZ-VOUS BRAHMS?»
Я сижу, уставившись на разбитую пластинку. «Любовь — только слово». Дождь стучит в окно. Горит лишь моя настольная ночная лампа. Потом я слышу шум: дети возвращаются из столовой. Быстро вынимаю старый конверт и кладу в него осколки от пластинки. Конверт прячу в ящик ночного столика, ложусь в кровать, кладу руки под голову и смотрю в потолок. Она говорит, что не может даже вспомнить его лицо. Но ведь он отец ее ребенка! И однажды она сказала, что в жизни она любила лишь двух человек: Эвелин и отца Эвелин. Она говорила…
Глава 15
В этом октябре много сильных бурь и дождей. Каждые четверг и субботу после обеда я встречаюсь с Вереной в «нашем доме».
Каждый раз он выглядит более покосившимся и мрачным. Луг превратился в настоящее болото, часть забора разрушила буря, поручни крыльца приказали долго жить. И древесные черви старательно трещат в стенах. Но электропечь греет помещение, в котором мы любим друг друга.
Всякий раз каждый из нас приносит с собой маленький подарок. Свисток. Духи. Зажигалка. Губная помада. Книга. Мне непозволительно делать дорогие подарки, так как их могут заметить дома у Верены, да и оплачивать их мне особенно нечем. Пока у меня на шее векселя, я должен экономить. Иногда я прихожу раньше, иногда Верена. Чаще Верена. Кто приходит первым, проветривает помещение, включает печь, разбирает постель. Мы завариваем чай. Никогда не пьем алкоголь. Верена говорит, что ей всегда хочется быть совершенно
Манфред Лорд все еще занимается в Ганновере своим высотным домом. Ради этого он открыл финансирование строительства двухсот одноквартирных домов на окраине Бремена.
По-видимому, ты существуешь, дорогой Бог!
Каждый раз после близости мы рассказываем друг другу что-то еще из своей жизни. И вновь любим друг друга.
Становится холоднее, и все быстрее темнеет. Деревья стоят голые. Опускается туман. Скоро наступит декабрь.
Туман, дождь, барабанная дробь его капель по крыше домика, шум вентилятора электрорадиатора, наши объятия, наши разговоры — все это было мне совершенно неведомо, незнакомо в жизни. Верена говорит — для нее тоже. До тех пор пока не встретил ее, я всегда исходил из того, что все люди лгут. Верене я верил даже в самом невероятном. Ничего не было такого, что она могла рассказать, а я бы подумал: это она привирает. Я сказал ей об этом. Она возражает:
— Мы же условились, что не будем врать друг другу.
Я еще раз запретил ей писать мне. Когда мы не видимся, если у Верены нет времени или мне не удается уйти, мы звоним друг другу по телефону — как прежде. Я сижу в конторе гаража фрау Либетрой, жду звонка Верены, а заодно записываю нашу историю.
— Это, должно быть, очень большая любовь, — говорит фрау Либетрой.
Я не говорю ничего.
А может быть, у нее есть магнитофон? Или она знает господина Лео? Нет! Я отношусь к ней несправедливо. Любовь — это нечто такое, к чему стремятся все люди. Самые бедные, самые умные, самые глупые, самые богатые, наделенные властью, вызывающие сострадание и жалость, самые молодые, самые старые, а также и сама фрау Либетрой…
Геральдина, по слухам, чувствует себя лучше, но далеко не так хорошо. Она лежит в гипсе с ног до головы. Еще не разрешено навещать ее. Я отослал ей цветы и ничего не значащее письмо. И получил на него ответ.
«Мой самый любимый человек!
Я могу написать лишь очень коротко — из-за гипсовых повязок. Спасибо за цветы! Я сохраню их, даже когда они засохнут, жизнь моя! Врач говорит, что до Рождества я смогу переселиться в квартиру, которую сняла моя мать. На праздники приедет с мыса Канаверал отец. Может быть, мои родители помирятся. Я не осмеливаюсь даже думать об этом. Примирение — и ты! Сразу после Рождества ты сможешь навестить меня. Молю Бога, чтобы мой позвоночник правильно сросся, тогда я не буду страшно изувеченной, совсем как бедный Ганси. Врачи, которым я рассказываю о своей большой любви, сказали, что постараются приложить все усилия, чтобы я вновь стала абсолютно здоровой. Разве это не было бы чудом?
Обнимаю и нежно целую тебя тысячи раз. Твоя Геральдина».
Письмо я тотчас же сжег. Но что будет после Рождества? Господи, еще только начало декабря!
Я развил в себе привычку отодвигать все проблемы, когда встречаюсь с Вереной, и забываю напрочь об их существовании.
Глава 16
Горят свечи. Мы лежим рядом. Верена внезапно говорит:
— Я не терплю Ницше.
— Это отвратительно!