Любовь в холодном климате
Шрифт:
– Чем сейчас занимается леди Монтдор? – поинтересовалась я, начиная прибираться в комнате.
– Сейчас, в данную минуту? Она у «Паркера», покупает мне подарок ко дню рождения. Это должен быть большой сюрприз, но я пошел к «Паркеру» и подготовил почву, так что буду сильно удивлен, если этим большим сюрпризом не окажется «Хранилище искусств Аккермана».
– А я думала, вы с презрением относитесь к английской мебели, – сказала я.
– Все меньше и меньше. Она провинциальна, но очаровательна – таково теперь мое отношение, а «Хранилище искусств» – очень занятная книга, я видел ее экземпляр на днях, когда мы с Соней ездили к лорду Мерлину, и я жажду ею обладать. Надеюсь, все будет улажено. Соня обожает преподносить мне большие подарки, которые невозможно носить в руках. Она считает, что они укореняют меня в Хэмптоне. Я ее не виню, ее жизнь там, вероятно, была неописуемо
– Но разве вы там укоренены? – спросила я. – Мне всегда казалось, что ваш настоящий дом – Париж. Не могу представить, что вы останетесь здесь навсегда.
– Я тоже не могу этого представить, но дело в том, моя дорогая, что новости из Парижа не слишком хороши. Я рассказывал вам, не так ли, что оставил своего немецкого друга Клюгга присматривать за моей квартирой и согревать ее для меня? И что же я слышу? На прошлой неделе приехал барон с фургоном и забрал всю мебель, все, до мелочей, оставив бедного Клюгга спать на голых досках. Осмелюсь предположить, он этого и не замечает, он всегда совершенно пьян, когда приходит время ложиться спать, но просыпаться в такой обстановке не очень приятно. Людовик Пятнадцатый… marqueterie [70] , бронза, воистину значительные произведения, objets de musee [71] … ну, да я часто говорил вам об этом. Все ушло! Барон в течение одного рокового дня забрал все. Досадно!
70
Маркетри – инкрустация по дереву (фр.).
71
Музейные объекты (фр.).
– Какой барон? – спросила я.
Я знала все о Клюгге, какая он чудовищная немчура, пьющий, грубый, необразованный, и при этом Седрик никогда не мог объяснить, почему он хотя бы на секунду мирится с его выходками. Но вот барон стал новой для меня фигурой. Седрик, однако, был уклончив. Он лучше чем кто-либо из известных мне людей умел уходить от ответа, если не хотел отвечать.
– Просто еще один знакомый. В мой первый вечер в Париже я пошел в оперу, и я не прочь рассказать вам, моя дорогая, что глаза всех были устремлены на меня, на мою ложу, бедные артисты могли бы с тем же успехом вообще не появляться на сцене. Так вот, один глаз принадлежал барону.
– Вы имеете в виду два глаза? – поправила я.
– Нет, дорогая, один. Он носит повязку на глазу, чтобы придать себе зловещий и завлекательный вид. Никто не знает, как сильно я ненавижу баронов. Всякий раз, как о них думаю, чувствую себя в точности королем Иоанном [72] .
– Но, Седрик, я не понимаю. Как он мог забрать вашу мебель?
– Как он мог? Как, в самом деле? Увы, он это сделал, вот все, что я могу сказать. Мой ковер Савонри, мой севрский фарфор, мои сангины [73] , все мои сокровища пропали, и я, признаюсь, от этого чувствую себя подавленным. Потому что хотя они и не могут сравниться по качеству с тем, что я вижу каждый день вокруг себя в Хэмптоне, человек очень сильно привязан к собственным вещам, которые он сам выбирал и покупал. Должен сказать, что Буль в Хэмптоне – лучший из всех, что я когда-либо видел – даже у нас в Шевре нет такого Буля. Просто великолепный. Вы были у нас с тех пор, как мы начали чистить бронзу? О, вы должны прийти. Я научил моего друга Арчи, как отвинчивать детали, отчищать их нашатырным спиртом и поливать из чайника кипятком, чтобы они сразу высыхали и не оставалось никакой влаги, от которой они зеленеют. Он занимается этим целый день, и, когда заканчивает, бронза сверкает, как пещера Аладдина.
72
Имеется в виду Иоанн Безземельный (1167–1216) и его конфликт с восставшими баронами, закончившийся созданием Великой хартии вольностей.
73
Сангина – рисунок, сделанный сангиной, краской, по составу близкой к «земляным» краскам типа охры, умбры.
Этот Арчи был славным красивым мальчиком, водителем грузовика, которого Седрик нашел с его сломавшимся
– Только между нами, моя дорогая, когда я его увидел, это был удар грома. Что самое сладостное в любви, так это то время, пока человек еще не выяснил, что представляет собой Герой.
– И также, – съязвила я, – пока Герой не выяснил, что собой представляет тот человек.
Арчи теперь навсегда забросил свой грузовик и переехал жить в Хэмптон, чтобы выполнять там отдельные поручения. Леди Монтдор восприняла его с воодушевлением.
– Как услужливо, – повторяла она, – как умно со стороны Седрика подумать о том, что он может нам пригодиться. Седрик всегда делает такие оригинальные вещи.
– Но я полагаю, – продолжал Седрик, – что вы, наверное, сочтете этот блеск бронзы более отталкивающим, чем когда-либо, Фанни. Я знаю, вам нравится, когда комната сияет чистотой, тогда как я люблю, чтобы она излучала богатство. Вот в чем мы расходимся в настоящее время, но вы изменитесь. Ваш вкус по-настоящему хорош и когда-нибудь он окончательно сформируется.
Это правда, мой вкус в то время, подобно вкусу других молодых особ, которых я знала, серьезно относившихся к своим домам, предпочитал протравленную или расписанную красками мебель с большим количеством белого и обивку в пастельных, радостных тонах. Французская мебель, с ее тонко выточенными декоративными элементами (которые Седрик называл бронзой), ее четкие линии и совершенные пропорции были в те дни далеко за пределами моего разумения, а вышивка в стиле Людовика XIV, которой было много в Хэмптоне, казалась мне темной и удушливой. Я искренне предпочитала веселый мебельный ситец.
Слово, которым перемолвился Седрик с миссис Хизери, имело превосходные результаты, и даже леди Монтдор не выказала признаков презрения к чаю, который поспел как раз к ее приходу. В любом случае теперь, когда она вновь была счастлива, она сделалась гораздо благодушнее в отношении стараний «малых сих» вроде меня.
Ее внешность все еще заставляла меня невольно вздрагивать, хотя пора бы уже было привыкнуть к ее сияющей улыбке, порывистым движениям и бледно-голубым кудрям, несколько редеющим на голове, но не безобразно, а как младенческие кудряшки. Сегодня она была без шляпы, а ее волосы фиксировала лента из шотландки. На ней были простые, но хорошо сшитые серые жакет и юбка. Войдя в залитую солнцем комнату, она изящным, стремительным, феноменально гибким движением скинула жакет, открывая пикейную блузку и совершенно девичью талию. Тогда как раз стояла теплая весенняя погода, и я знала, что они с Седриком часто принимают солнечные ванны в специально спроектированной им беседке, в результате чего кожа у нее довольно неприятно пожелтела и выглядела так, словно ее требовалось вымочить в растительном масле, дабы она не потрескалась. Ногти покрывал темно-красный лак, и это изменение было к лучшему, поскольку прежде они были бороздчатыми и не всегда чистыми. Старомодные кольца из посаженных в ряд огромных бриллиантов, оправленных в золото, которые прежде так чопорно украшали ее одеревенелые пальцы, сменились квадратными бриллиантами в окружении изумрудов и рубинов-кабошонов, бриллиантовые серьги тоже поменяли форму, приняв очертания ракушек, и еще больше бриллиантов сверкало в паре брошей у ее шеи. Соня выглядела сногсшибательно.
Но хотя внешность у нее так сильно изменилась, личность осталась той же самой, и за сияющей улыбкой («сыр!») последовал прямой и резкий взгляд.
– Это ваш ребенок так ужасно шумит, Фанни?
– Да. Он обычно не плачет, но его беспокоят зубки.
– Бедняжка, – вздохнул Седрик, – а он не может сходить к дантисту?
– Ну вот, я добыла вам подарок ко дню рождения, Седрик. Впрочем, он не может быть сюрпризом, поскольку занимает весь пол в машине. Похоже, там, у «Паркера», считают, что он вам понравится, – это книга под названием «Хранилище искусств Аккермана» или что-то подобное.
– Нет, не может быть! – воскликнул Седрик, очень характерным жестом стискивая руки под подбородком. – Как вы добры ко мне! Как вы догадались? Где вы его нашли? Но, дражайшая моя, жаль, что это не сюрприз. Подарки ко дню рождения действительно должны быть сюрпризами. Я не могу помочь Соне вникнуть в истинный дух дней рождения. Фанни, что же делать Герою?
Я подумала, что Герой неплохо преуспел. Леди Монтдор славилась тем, что вообще не дарила подарков, будь то день рождения или Рождество, и никогда не нарушала своего правила даже ради обожаемой Полли, хотя лорд Монтдор обычно компенсировал это, делая дочери сразу несколько подарков. Однако Соня осыпала дарами – и притом ценными – Седрика, и я хорошо видела, что ей это доставляло большое удовольствие.