Любовь в мегабайтах
Шрифт:
— Не прилегла на мою постель?
— Нет… прилегла.
— Я так и знал! Ни одна не устояла против такого ложа. Ай да Сауд! Это мой дизайнер по интерьерам. Как в воду глядел, а я, дурак, упирался. Мне такая восточная роскошь не понравилась, но он смог убедить меня пригласить даму.
Реакция была, я скажу тебе, супер! Еле выдворил на вторые сутки. Не знаю, что вас так привлекает, но я был уверен, что ты не смогла противостоять соблазну «прилечь».
Я не покраснела, я была бордовой от стыда. Станислас, наоборот, не увидел в этом ничего особенного, подумаешь, очередная женская слабость. День перешел на вторую половину, часы безжалостно бежали. Галина принесла нам кастрюлю горячего борща, и мы устроили настоящий обед. Галине неожиданно понравилась моя новая прическа.
Я
— Станислас… — почти простонала я, возражая.
Он приподнялся на локте, приблизил свое лицо к моему, и потянулся к губам.
Остановившись в миллиметре от моих губ, он прошептал:
— Я долго ждал этой минуты. Не противься. Пожалуйста.
Я не противилась. Он захватил мои губы своими, и мое тело стало предательски отвечать на его ласки, в то время как разум призывал остановиться. Руки и губы Станисласа не чувствуя препятствий вытворяли фантастические вещи, я читала об этом в «Энциклопедии для молодоженов», когда захотела быть немного подкованной хотя бы теоретически. О стыде я не думала, я полностью сдалась на милость победителя. Я покорилась моему господину, и послушно поднимала бедра, опускалась на локти и лишь сжимала зубы, преодолевая боль, и зажмуривала глаза. Тело мое кричало. Я казалась себе разорванной на куски. Станислас походил на зверя, ошалевшего от крови, он не в силах был остановиться и прекратить мои пытки. Он вознамерился добиться моего оргазма, и если бы не мои слезы, он вдавил бы меня в пружины моей девичьей тахты. Приблизившись к пику, он впился в мои губы поцелуем, и я почувствовала его стон, раздавленный нашими языками. Он долго не отпускал меня, целуя припухшие губы, лоб, шею, мои ослепительно блондинистые хвостики волос. Я мечтала о свободе и душе. И опять он не отпустил меня. Сказал, что в душ мы идем вместе, что прений не будет, и я выбрала из двух зол меньшее, сгребла с тахты испорченные простыни и, поддерживая Станисласа, посеменила в ванную. Станислас ожидал меня под струями теплой воды, а я задержалась у зеркала.
Женщина.
На меня смотрела миловидная женщина с немного уставшим, но сияющим лицом, словно она знает секрет и хочет им поделиться, но обещала хранить его в тайне. Этот секрет жжет ее изнутри и от этого ее лицо светится. Легкий румянец стыда при воспоминании о прошедшем, шум воды и фырканье обнаженного мужчины за шторкой ее ванной комнаты.
— Сашенька, ну где же ты?
Глава шестая
— Ключи от квартиры, корм для Базиля, деньги на всякий случай, заплатить за телефон и прочее… в общем, не поминай лихом, — я прощалась с Галиной и давала ей последние наставления. — Галина, не мне тебе говорить, кто бы ни спрашивал, ты нас не видела, Станиясласа не видела никогда, со мной отношений не поддерживаешь.
Я чмокнула Галину в щеку, Базиля в нос. Станислас поблагодарил ее за помощь, щекотнул кота за ушком и кивнул мне головой «пора». Мы находились в квартире Галины. В полной экипировке. Выходить будем от нее, если на площадке гости, то мы друзья Галины. Галина чуть ранее сняла замки с чердачных дверей в нашем и последнем подъездах. Путь открыт, главное разыграть по нотам, а там свобода. Мы вышли на лестничную клетку. Никого. Галина тихо закрыла за нами дверь, и мы бесшумно стали подниматься по лестнице, к двери, ведущей на крышу. Тяжелая дверь с трудом оторвалась от металлических наличников, я подперла ее плечом и удерживала за ручку,
Мы тащились по темному, с редкими фонарными столбами двору. Двое на лавочке, в песочнице, под детским грибком. У нашего подъезда один и еще один виден сквозь стекло освещенного подъездного окна, у почтовых ящиков. При нашем появлении они будто напряглись, и напряженность эта ощущалась в воздухе, в исходящем от асфальта тепле. Шарканье наших шагов раздавалось по всему двору. Где-то в доме залаяла собака и странные птицы, вспорхнув с крыши нашего дома, перелетели на соседний. Мы шли и молчали. Проигрывая ранее эту ситуацию, мы решили, что надо о чем-то говорить, ссориться, но сейчас мы шли и молчали. Паника стала охватывать меня, язык мой не поворачивался от страха, горло сжал ужас.
— Зараза, — вдруг пробасил Станислас. — Не дала с Вадиком поговорить. С тобой, что ли общаться? Выдра.
— Поговорить… — закривлялась я, словно твердая рука дернула меня за веревочки.
— Всё надо называть своими именами. Выпить.
— Ну и выпить, так что ж?
— Выпить у вас с Вадиком не получается, а получается, нажраться, — говоря это я подхватила Станисласа под руку и со злостью поволокла к выходу со двора.
— Выдра! — заревел Станислас.
Мужики хмыкнули. Происходящее веселило их. Мы, ускорившись на последних метрах, дали последний залп:
— Иди, скотина, из-за тебя теперь на такси раскошелишься, не в метро же с такой рожей… — причитала я.
— Тебя же с такой рожей пускают и ничего, — покачиваясь, заявил Станислас.
Мужской смех раздался из песочницы. Стукнув Станисласа кулаком по спине, я потащила его к проезжей части. Уехать бы быстрей, и как назло ни одного частника.
Пройдя еще несколько метров, мы остановились в спасительном далеке от моего дома.
В зале ожидания, на автовокзале я посадила Станисласа на обитую дерматином скамейку, а сама встала в очередь за билетами. Я то и дело поворачивала голову и смотрела на Станисласа и на двери в зал. Станислас держался неплохо, большую часть нашего пути мы проделали на стареньком «Москвиче», с разговорчивым и добродушным водителем, выехавшим, как он выразился, «бомбить» по ночному городу.
Желающих ехать в ночь, на автовокзале было немного, пять человек к кассе, передо мной, и с десятка два на дерматиновых скамейках. Люди основательно располагались на ночь, подкладывали под головы ручную кладь, укрывали немногочисленных детей кофтами или пиджаками, доставали свертки с бутербродами на поздний ужин.
Противно засосало в желудке, от стресса захотелось есть. Одурманивающий запах сырокопченой колбасы донесся до меня от ближайшей скамьи, где пожилая женщина уговаривала перекусить своего сорокалетнего сына. Сын отказывался, и стеснялся материнской настойчивости, она же разложив огромный носовой платок, вытаскивала на свет божий куски вареной курицы, яйца, хлеб, помидоры и в довершении всего небольшой термос. Голова моя закружилась, и я схватилась за металлический поручень, кстати продернутый сквозь петли гранитных подоконников соседних касс.
— Эй, касса, давайте побыстрей, девушке уж плохо стало! — прикрикнул полный мужчина, которому было душно и тяжело в своих ста двадцати килограммах.
— Голубка, ты, чай беременная? — спросила старушка в веселеньком, в горошину, платочке.
— Нет, нет! — быстро начала убеждать их я.
— А-то, дело молодое, и сама знать не будешь! — наставительно сказала старушка и вся очередь начала разглядывать меня, выискивая следы, не известной мне еще, беременности.
Воспоминания о событиях сегодняшнего дня, яркою картинкой накрыли мою бедную голову.