Любовь в настоящем времени
Шрифт:
Пусть мальчик услышит все это наяву, когда проснется. Он заслужил.
ЛЕОНАРД, 17/18 лет
Предполетная проверка
Проезд, ведущий к дому моих приемных родителей. Близится особый момент. Осталось ровно три минуты. Сейчас без трех минут полночь. Как только пробьют часы, мне исполнится восемнадцать и я сам буду нести ответственность за себя и за свои поступки. Никто не будет за меня решать, где мне жить и что делать. Еще каких-то три минуты — и все.
Сегодня яркая,
Грузовичок Джейка мне удалось подогнать почти к самому дельтаплану. И теперь вся компания — грузовичок, дельтаплан и я — замерла в ожидании.
На этой машине Джейк разъезжает по стройплощадкам. Всю ее длину, от бампера до бампера, занимает металлический стеллаж. Даже над кабиной нависает. Можно перевозить всякие длинномерные грузы. Доски, например. Или дельтапланы. Только придется обернуть мой планер брезентом, я специально припас кусок побольше. Ведь как бы крепко я ни привязал свой летательный аппарат и как бы медленно ни ехал, всегда есть опасность, что случайный порыв ветра поднимет его в воздух вместе с грузовиком. Конечно, вряд ли мы далеко улетим. А вот с дороги сбросит за милую душу.
Ну вот. Время. Я сам себе господин.
На удивление легко поднимаю дельтаплан и ставлю его сверху на стеллаж крыльями вдоль бортов машины. Крылья свисают со страшной силой. Выходят за габарит и спереди, и сзади. Правда, на улицах ночью более-менее пусто. А вот если меня прихватит на шоссе дорожная полиция, все мое предприятие накроется.
Будем надеяться, до этого не дойдет.
Набрасываю на дельтаплан брезент, хорошенько затягиваю веревки и привязываю во всех мыслимых точках. К переднему бамперу, к заднему бамперу, к шасси. Еще надо постараться, чтобы ветер обдувал всю конструкцию снизу. А то брезент раздует, и он закроет мне обзор.
Порядок. Я ведь не быстро поеду.
Прохожу на кухню и пишу записку для Джейка. Прошу прощения за то, что наврал про защитный шлем и дополнительные занятия (по горло я сыт этими занятиями) и про то, что не поднимусь в воздух без пятидесяти часов налета с инструктором и осмотра дельтаплана экспертами, и про всякую другую ерунду, которую я обещал сделать и не сделал. Заверяю, что буду максимально осторожным и что постараюсь вернуться. Хотя гарантий, конечно, никаких.
Если по какой-то причине он, и Мона, и дети больше меня не увидят, пусть знают: я их всех люблю и очень благодарен им за все, что они для меня сделали.
Если вернусь, перееду к Митчу, и вовсе не потому, что я неблагодарная скотина. Просто мы с Митчем особенно нужны друг другу. Мы как две крапленые карты в колоде у шулера, которые только и могут составить нужную комбинацию.
Если что-то случится, свой грузовик Джейк найдет у обрыва на берегу моря, где кончается проселочная дорога. Ключи я оставлю в магнитном держателе под рулем. До обрыва он может добраться на машине Моны или на велосипеде. Даже пешком можно дойти, это недалеко — всего несколько миль.
Возвращаюсь к машине. Вокруг тишина, в доме — ни огонька. Снимаю грузовик с ручника.
Так вот что значит быть хозяином самому себе.
Надо привыкать.
Я уже подъезжаю к обрыву, когда понимаю, что допустил тактическую ошибку. Ведь грузовик-то — Джейка. И кроме прав у меня появилась также масса обязанностей. Ладно, с одной стороны, я наврал Митчу, наврал Джейку и Моне. Я собираюсь совершить нечто, что идет вразрез с их желаниями. Но это — мое. А я — ничей.
А вот машина принадлежит Джейку. Это совсем другое дело.
Чужое брать нельзя.
План следует исправить.
Снимаю с машины дельтаплан. Он легкий, но очень уж громоздкий. Надо найти центр тяжести, что даже при небольшом ветерке не так просто. Привязываю планер к телефонному столбу и опять укутываю брезентом. Когда вернусь, он будет на месте, если только его никто не украдет. Только как следует закрепить брезент, чтобы ветер не унес.
Сажусь на корточки у края обрыва и гляжу на темный океан. И на звезды.
Интересно, а звезды меня видят?
До железнодорожного переезда у меня за спиной миля с небольшим. Слышен шум поезда и звоночек у шлагбаума. Бросаю взгляд назад и жду, пока все стихнет. Поезд пассажирский. Серебристые вагоны так и сверкают в лунном свете. Может, кто-то из пассажиров не спит и перед его глазами в ясной ночи промелькнул образ обретшего свободу восемнадцатилетнего юноши? Кто он, этот юноша? Что ему здесь надо? И что это за огромный тюк у телефонного столба?
Без тюка не обойтись. А жалко. Хорошо бы уметь летать самому. Иногда мне кажется, у меня бы получилось. Достаточно раскинуть руки, оттолкнуться от края обрыва и полететь к звезде. Той самой, единственной, яркой-яркой.
Но сперва надо отогнать домой машину Джейка.
ЛЕОНАРД, 5 лет
Кесарю — кесарево
В тот день, когда я пошел в детский сад, все изменилось.
Я стою у окна в моей новой группе и смотрю вслед Митчу. Он уходит все дальше и дальше по улице. Мне кажется, я сейчас заплачу. Но стоит мне подумать о Перл, как печаль проходит. Не сразу, конечно.
Другой мальчик успел наплакаться вдоволь. А воспитательница вдоволь над ним наглумилась. Запихнула его в гардероб, и этак комната сразу стала «комнатой плача». Хотя там висела одежда. И до этого висела, и после. Воспитательница сказала — когда реветь перестанет, значит, подрос. И может играть с большими детьми, то есть с нами.
Я решил не плакать никогда.
Воспитательница дает нам бусины. Их надо нанизать на нить. Девочка рядом со мной берет сразу три бусинки одного цвета и продевает через них леску. Интересно, кто ее научил? Ведь вряд ли она уже родилась такая. Я-то беру разные цвета, те, которые, по-моему, подходят друг к другу. Чтобы получилось похоже на Перл.
Воспитательница тенью возникает у нас за спиной и говорит моей соседке, что та все сделала «правильно». А у меня разные цвета «без склада, без лада».