Любовь-весенняя страна

Рязанов Эльдар Александрович

Стареет, и слепнет, и глохнет, покуда совсем не издохнет.

Рабочая лошадь не пишет стихов, здесь нет никакого сомненья.

И ей не до песен, не до пустяков.

А эти стихи — исключенье!

Почти обшарен шар земной, хотя не до конца изучен.

Но что мне мир, коль сам собой я недоволен и измучен.

Не смерил всех своих глубин, во мне немало белых пятен.

Пускай я дожил до седин, но не во всём себе понятен.

Стараюсь жить я по уму, заверить, что благоразумен.

Но

мне-то ясно самому,

что я — увы! — непредсказуем.

У расписания в плену я следую привычным рейсом.

Вдруг неожиданно взбрыкну — поеду поперёк по рельсам.

Нормальный, вроде, не чудной, и знаю правила вожденья.

Но вот я левой стороной

прусь против встречного движенья.

Корят и гладят по плечу, чтоб поведение исправил.

Да я и сам-то не хочу

быть исключением из правил.

Я обещания даю, я соглашаюсь, соглашаюсь: мол, изменюсь, пойду в строю!

Но — бац! — и я опять срываюсь.

1984

Вроде бы люди умирают не сразу.

Смерть — многоточие в большом предложении. Кажется, это — предпоследняя фаза, когда угасают тепло и свечение.

Мы знаем, что и звёзды не сразу меркнут, свет их доходит, но с большим опозданием. Давно нет планеты, а луч её мерный всё к нам пробивается сквозь мироздание.

Но после смерти лишь отдельные люди продолжают светить, согревают приветно...

Как мало, как мало, как мало иллюзий!

Как горько, как скорбно и как беспросветно!

1986

* * *

Пора поставить всё на место, вернуть первоначальный смысл всем тем понятиям известным, кои наш век перекосил.

Теперь не я кино снимаю, меня снимает новый фильм.

Не я машиной управляю, а мною мой автомобиль.

Меня читает эта книжка, в меня уставился пейзаж.

Теперь не мне, а смерти крышка! Да, да. оставьте скепсис ваш.

Еда меня вконец сжирает, схожу на нет, судьбу кляня.

Меня и деньгам не хватает! Короче, жизнь живёт меня.

ПОСТАРЕВШЕМУ ДРУГУ

Ну какая же это заслуга — спрятать душу свою под замок оттого, что ты сверзился с круга, изнывать от тоски и недуга, слушать, как надрывается вьюга, упиваясь, что ты одинок.

Ну какое же это подспорье, что ты доступ друзьям перекрыл, что ты пестуешь горюшко-горе, проживаешь в обиде и вздоре? Ты, как крест на глухом косогоре, под которым себя схоронил.

Ну какая же это отрада — не дождавшись финала парада, разломаться, сойти, уступить? Годы — горе, а мысли — отрава... Но на то и мужская отвага, чтоб с улыбкой навек уходить.

Я,

к сожаленью, в чём-то недоразвит, возможно, даже кое в чём дебил.

Жизнь хороша в своём многообразье, а я свою донельзя обеднил.

Я не скользил на быстрых водных лыжах, на дельтаплане в небе не парил, и если рассмотреть меня поближе, то очень многих я недолюбил.

Не сумасбродствовал, не колобродил, вокруг Европы не ходил в круиз, не плавал я на волжском пароходе и паруса не ставил в летний бриз.

Я отдыхал лишь для того, чтоб выжить, набраться сил для будущих затей.

Как на курортах много разных выжиг, как я завидовал их лёгкой пустоте!

Увы, субъект не светский, а домашний, томлюсь среди премьерной толчеи, и я не завсегдатай вернисажный — всё это тоже слабости мои.

Нет времени ходить по ресторанам, хоть мне приятны шутки, болтовня.

А посидеть с друзьями над стаканом несбыточная радость для меня.

Работа — крест, анафема, проклятье. Она, как ржа, что разъедает сталь.

Меня угробил собственный характер... Как я распорядился жизнью — жаль!

И это всё не поза, не кокетство, от идиотства оторопь берёт, я получил шикарное наследство и промотал его наоборот.

Ты как дом с пооблезшим фасадом, с потускневшими окнами глаз. Неказист с новостройками рядом, что витринно блестят напоказ.

У тебя с чердаком не всё ладно — паутина там, рухлядь и хлам.

Стало делать уборку накладно, а ремонт — это жуть и бедлам.

Между тем перекрытья подгнили, кое-где отложения пыли, коридоры, углы и чуланы населяют — увы! — тараканы.

Поистёрлись от времени трубы, электричество вяло горит, и о прежних жильцах-жизнелюбах ничего уже не говорит.

Шутки, песни, признанья и сказки отзвучали и стёрлись следы.

Стены нынче в ободранной краске, да и нету горячей воды.

Был неплохо построен когда-то, много буйных годков перенёс.

Да, видать, приближается дата, когда всех нас отправят на снос.

Мы — дома с неприглядным фасадом и усталыми окнами глаз.

Чтоб не портить нарядность парада, на задворки задвинули нас...

Я желал бы свергнуть злое иго суеты, общенья, встреч и прочего.

Я коплю, как скряга и сквалыга, редкие мгновенья одиночества.

Боже, сколько в разговорах вздора, ни подумать, ни сосредоточиться. Остаётся лишь одна опора — редкие мгновенья одиночества.

Меня грабят все, кому в охоту, мои дни по ветру раскурочены.

Я мечтаю лечь на дно окопа в редкие мгновенья одиночества.

Непонятно, где найти спасенье?

Кто бы знал, как тишины мне хочется! Удалось сложить стихотворенье в редкие мгновенья одиночества.