Любовь-война

Никандрова Татьяна Юрьевна

Это я к тому, что по общепринятым глобальным параметрам я довольно середнячковая, а вот Шульц – всегда на первом месте. Во всем. Окружающие уже это как данность воспринимают.

И вот мне интересно, разве подобное не притягивается к подобному? Не должен ли Андрей по закону жанра найти себе топовую красотку, блещущую так же ярко, как и он? Что, если своей симпатией ко мне она разрушает вселенское равновесие?

Если думать об этом всерьез, становится грустно. Потому что, несмотря на всю свою неидеальность, я мечтаю быть особенной для него. В мире, где балом правит конкуренция,

где каждый день приходится бороться за оценки, за похвалу тренера, за одобрение родителей, за авторитет среди сверстников, порой так хочется, чтобы кто-то любил тебя просто так. Не за достижения, не потому что ты самый быстрый, самый умный или самый красивый, а просто потому, что ты - это ты. Без дополнительных условий и требований. Хочется, чтобы кто-то подошел к тебе и сказал: «Просто будь собой, мне больше ничего не надо».

И сейчас, анализируя наше прошлое, я понимаю, что именно так Андрей ко мне всегда и относился. Он видел во мне то, что не замечали ни другие дети, ни взрослые. С ним мне не требовалось доказывать свою исключительность, он и без этого о ней знал.

– Крис, иди сюда, познакомлю с друзьями, - обернувшись, зовет Шульц.

Медленно слезаю с качелей и приближаюсь к толпе парней, каждый из которых на голову, а то и на две выше меня.

– Это моя, - Андрей коротко запинается, - моя подруга. И ей тоже сегодня восемнадцать.

Теперь шквал поздравлений обрушивается на меня. Улыбаюсь и качаю головой, то и дело вставляя «спасибо» в поток добрых слов, а затем, улучив момент, когда внимание ребят вновь переключается на Шульца, потихоньку покидаю террасу.

Сейчас мне хочется побыть одной, успокоиться и унять буйно разошедшееся сердце. Все-таки за последний час столько всего произошло… Мне нужно это переварить.

* * *

Освежившись, выхожу из уборной и тут же натыкаюсь на взлохмаченную и какую-то чересчур возбужденную Веру.

– Где тебя носит? – накидывается она на меня, хватая за руки. – Мы там в Мафию играть собираемся! Пошли скорее!

Спорить и сопротивляться тут бессмысленно. Подруга обожает Мафию и при любом удобном случае стремится в нее сыграть. Ну, и меня, естественно, с собой тащит. За компанию, так сказать.

Мы располагаемся в зале, где ведущий в лице вечно серьезного Фила Таракнчикова долго и нудно разъясняет нам правила. Когда наконец его унылый монолог подходит к концу, я получаю свою карточку с заветной надписью «Мафия» и на полтора часа выпадаю из реальности.

Игра получается очень эмоциональный и, я бы даже сказала, свирепой. А виной тому Вера, которой досталась роль комиссара. Вы бы видели, с каким рвением она докапывается до истины! Будто от качества ее работы зависят жизни реальных людей!

Но, несмотря на Верины старания, мафия все равно побеждает, и я, триумфально потирая ладони, направляюсь на кухню, чтобы освежить пересохшее горло прохладной газировкой.

Миную половину длинного Г-образного коридора и перед самым поворотом слышу приглушенные голоса, которые тотчас узнаю. Гуляев и Шульц. Парни смеются и что-то увлеченно обсуждают. Точнее смеется Леха, а Андрей говорит как-то

резко, и я не могу понять, то ли он зол, то ли просто прикалывается.

Повинуясь порыву, притормаживаю и, вжавшись в стену, напрягаю слух. Знаю, подслушивать – нехорошо, но почему-то в эту секунду мне кажется это правильным. Точнее, не правильным, а необходимым.

– Красавчик! Охомутал-таки неприступную принцессу? Прикинь, я даже сфоткать вас успел! Случайно, конечно… Просто шел, обзор дома снимал и на вас напоролся! – довольно шипит Леха.

Господи! Неужели это Гуляев заходил на крышу в тот момент, когда мы с Андреем целовались?!

– Никого я не хомутал, придурок! – обрывает его Шульц. – Она сама полезла!

Что?! Неправда это! Не сама! Ну, в конце, разве что…

– Надеюсь, засосал ее по самые гланды? – никак не унимается Леха. – Как она, хорошо язычком работает?

– Не очень...

Не очень?! Да я вообще больше тебя целовать не буду, козел зажравшийся!

– Ты ведь спор выиграл, засранец! – голос Гуляева звенит довольными нотками.
– Пацаны обзавидуются! И раскошелятся! Идите ко мне, мои денежки…

Спор…? Шульц выиграл спор? На меня?

– Гуляев, отвали, а…

– Слушай, Дрон, а давай повысим ставки? Даю пять косарей, если ты ее в течение месяца в койку уложишь…

Их голоса становятся все ближе, и если я простою здесь еще хоть секунду, то они меня заметят. Мне придется встречаться взглядом с глазами цвета сочной зелени.

Такими красивыми и такими лживыми.

Срываюсь с места и пулей несусь в обратном направлении. На выход, на воздух, на волю.

Не реви. Не реви, Крис! Подожди, скоро окажешься одна и сразу выплеснешься! Терпи! Терпи, слабачка!!! Не смей плакать!

Вылетаю из дома и, не обращая внимания на окрики знакомых, бегу к воротам.

Только бы успеть, только бы успеть скрыться от посторонних глаз!

Оказавшись за забором, пробегаю еще несколько десятков метров, а потом резко, подобно брошенному мешку с картошкой, оседаю на траву. Слезы, получив молчаливое разрешение разума, фонтаном брызгают из глаз, а из горла вылетают истошные всхлипы.

Это был спор. Он просто поспорил на меня. Поцелуи, признания, взгляды – все было ради денег, ради азарта. Андрей ничего не чувствует ко мне, случившееся - лишь игра, притворство… Он с самого начала притворялся…

А я верила ему. Думала, что нравлюсь, что он, возможно, влюблен в меня…

Вот черт! Какая же я дура! Тупая доверчивая идиотка!

Теперь ты знаешь, что такие, как Шульц, не влюбляются в таких, как ты, Крис.

Да, знаю. И всегда знала. Просто почему-то вообразила себя героиней долбанной сказки! Типа он принц, а я Золушка!

Так больно мне не было еще никогда. Даже когда папа бил меня ремнем, я не чувствовала себя настолько преданной. А теперь… Теперь я просто бракованная граната – чека сорвана, но бомбануть не могу. Нет сил. И желания уже тоже нет. Внутри лишь черная сосущая пустота.