Любовь-война

Никандрова Татьяна Юрьевна

– Пошли на крышу, там такая веранда офигенная, - отзывается он, взлетая вверх по лестнице на второй этаж.

– Вдвоем? – волнуюсь я.

– Нет, блин, всю делегацию празднующих с собой возьмем, - ерничает Андрей. – Вдвоем, конечно. Или ты опять боишься?

– Не боюсь я ничего, - бурчу я себе под нос, хотя, положа руку на сердце, это неправда.

Я боюсь, да еще как. Аж поджилки трясутся. Нет, я, конечно, мечтала оказаться с Шульцем наедине. Он, я, закатное небо, утопающее в облаках, ненавязчивая фоновая музыка, ласковые ветер, легонько треплющий наши волосы – не раз

прокручивала эту сценку в своих фантазиях. Но одно дело – мечты, и совсем другое – реальность. Она, знаете ли, дама беспощадная. Если что-то пойдет не так, возможности отмотать назад и переиграть заново не будет.

Вдруг Андрей заговорит о личном? Вдруг сделает что-нибудь такое, от чего я непременно начну краснеть? Он ведь, в отличие от меня, поднаторел в общении с противоположным полом - явно не будет нести чушь и стесняться. А вот я уже, на подходе к веранде рдею пунцовым румянцем.

Ох, Крис, ну угомонись! Ничего такого не будет, просто постоите на свежем воздухе, поболтаете. Подумаешь, большое дело!

Да-да, просто пообщаемся, без всяких там прикосновений, блужданий руками по разгоряченным телам друг друга, без поцелуев…

Ты нормальная, нет?! Каких поцелуев?! У него герпес!

Ах да! Герпес… А он точно заразен? Просто если он у него давно, то, может, уже и не заразен… А даже если заразен, то что такого? Это же не бог весть какое страшное заболевание…

– Заходи! – прерывая мой внутренний диалог, Андрей толкает массивную дверь, ведущую на крышу, а в следующее мгновенье мы с ним оказываемся на прелестной террасе, которая буквально утопает в золоте вечернего солнца.

Все здесь уютно и лаконично. Невысокое перильное ограждение, широкие садовые качели под навесом, стоящие в углу, мягкие кресла-мешки, расставленные по периметру - обстановка явно располагает к неспешному общению, плавно перетекающему в интимное…

– Иди сюда, Крис, - Шульц садится на качели и жестом манит меня к себе.

Набираю в легкие побольше воздуха и медленно выпускаю его через нос. Опускаюсь рядом с Андреем и, глядя прямо перед собой, кладу руки на колени. Сижу ровно, будто кол проглотила. Ох, и нервничаю же! Только бы он не заметил…

– Ты очень красивая, – Шульц нежно проводит пальцем по моему оголенному плечу, и внутри меня один за другим начинают взрываться фейерверки из самых разных эмоций. Тут и радость, и трепет, и смущение, и желание, и восторг… Я вся изнутри горю и полыхаю - вот, что он со мной делает. Прямо на иголочку своего обаяния нанизывает, чертов змей-искуситель! А что, если не устою и сама ему на шею кинусь, как все эти девицы, что в школе за ним табунами бегают?

Нет, надо держаться. Что есть сил. Нельзя сдаваться ему так просто. Нельзя.

– Спасибо, - как можно спокойней отвечаю я. – Макияж творит чудеса.

– Да не в макияже дело – в тебе, - Андрей придвигается чуть ближе, и боковым зрением я замечаю, как пристально он вглядывается в мой профиль. – Ты даже не накрашенная и перепачканная в земле для меня самая привлекательная… А знаешь, почему так?

– Почему? – хрипло произношу

я, радуясь тому, что сижу, а иначе бы неминуемо грохнулась на землю от переизбытка чувств.

Хотя, меня и в сидячем положении неслабо так ведет, даже линия горизонта куда-то поплыла…

– Потому что есть в тебе что-то такое, от чего я сам не свой становлюсь... Может, это темперамент твой неуемный… А может, глаза, на которых я все время залипаю. А, возможно, я просто кретин, который втрескался в свою лучшую подругу и много-много лет не мог ей в этом признаться… Не знаю. Но факт остается фактом: я все время думаю о тебе, Крис. Прямо наваждение какое-то… Помнишь, как я в детстве Соньку (Sony Playstation - прим. автора) хотел? Целыми днями ходил и только о ней говорил, помнишь?

– Помню, - отчего-то переходя на шепот, киваю я.

– Так вот, это все фигня была, оказывается… Можно сказать, я и не хотел ее вовсе. Ведь то, что я сейчас по отношению к тебе ощущаю, в тысячу, нет, в миллиард раз сильнее… Так ломает меня, Крис, так рядом с тобой быть хочется… Смех твой слышать, подзатыльники от тебя получать… Я говорил, что у тебя самые волшебные на свете подзатыльники? От них прям круги перед глазами шли и тошнить начинало, как от эффекта Доплера.

Шульц смеется, явно предаваясь воспоминаниям, а мое напускное равнодушие уже вовсю трещит по швам и хлопьями осыпается к его ногам. Я ведь и правда помню, как он эту Соньку у предков клянчил. Как заведенный, только о ней и талдычил. Неужели ко мне у него действительно что-то похожее?

– Ну, подзатыльник – это всегда, пожалуйста, - усмехаюсь я. – Обращайся в любое время.

– А еще обнимать тебя хочется, - Андрей разворачивается ко мне корпусом, и я, не удержавшись, перевожу взгляд на него. – И еще много чего такого, о чем говорить вроде как неприлично, но черт возьми, Крис! Разве это плохо? Разве плохо чувствовать что-то сильное к другому человеку? Если это от души идет, от сердца?

– Не плохо, - тихо отзываюсь я, пропадая в бездне его зеленых глаз. – Совсем не плохо.

Ох, Андрей, я тоже хочу тебя обнимать, а еще в волосах твоих русых копошиться и веснушки целовать… Они ведь у тебя такие, что дух захватывает! Да и сам ты такой, что мозги плавятся… Красивый до одури! До неприличия просто!

– Ну, зачем нам эта война, Крис?
– он подается чуть вперед, и его горячее малиновое дыхание касается моего лица. Невольно втягиваю воздух чуть глубже, чтобы запах Андрея просочился внутрь. Все-таки он мне ужасно нравится. – Давай уже мириться?

С моих губ уже вовсю норовит сорваться покорное «давай», но тут взгляд Шульца соскальзывает вниз, и его густые с идеальным изгибом брови смыкаются на переносице:

– А откуда этот шрам, Крис? – он аккуратно касается моих ключиц. – Раньше его не было.

– Так это с тех пор еще… Ну, когда отец мне ремня всыпал… За сигареты, - сбивчиво отвечаю я. Все-таки воспоминания о том дне мне до сих пор неприятны.

Брови Шульца взлетают вверх, а в округлившихся глазах читается ужас.

– Из-за подкинутой мной пачки? – хрипло уточняет Андрей. – То есть он… Он что, реально тебя избил?