Любовь, юмор, море, принц, конь
Шрифт:
Вспомнились дни на острове, где к физическим страданиям Рудин добавлял еще и моральные, оскорбляя на свой лад и высмеивая.
— И я о том же, — взгляд, ставший странно мягким с жадностью разглядывал каждую черточку, словно мужчина не мог наглядеться.
— Когда ты понял, что это… я?
— Сразу… как только увидел впервые, — Павел замолчал.
Он улыбался мягко, тепло и немного печально, несвойственной ему улыбкой ностальгии.
— И что почувствовал? Любовь с первого взгляда?
Картинно закатив глаза, он помолчал немного
— Страх… и сожаление, — он выдохнул, пальцы пробарабанили по рулю какой-то мотив.
— Я не понимаю… почему?
Я, конечно, была не в лучшем настроении. Не уступить парковочное место — плохой способ понравиться. Не с того началось знакомство. Но не настолько же я разочаровательна. Не девочка-ромашка, но и не монстр.
— Когда сталкиваешься с чем-то значимым, слишком большим в жизни, как смерть, жизнь или настоящие чувства — приходит страх… И это нормально. Только идиоты всегда в себе уверенны, умные знают границы возможностей и силы, ерундовых на первый взгляд вещей, — он замолчал на секунду. — Я пожалел, что ты увидела меня таким… статусным. Мысленно нарисовала красивую картинку, запаковала в конверт и отправила к Деду Морозу с пометкой "Хочу". Я разозлился и решил показать себя другого. Проверить — не сбежишь ли. Перегнул, конечно, с темной стороной моей личности.
— Ну, на Дарта Вейдера ты не тянул, — поддела его, вспомнив мытарства на острове, — Так Дарт Мол, максимум.
Мужчина мгновенно сменил положение и навис темной тучей готовой разродиться яростью или поцелуями… в зависимости от моего следующего хода.
— Мне не нравятся твои намеки. Мол рогатый, — нехорошо сощурился Павел.
— Никогда не замечала, — пожала плечами. — Паш, взял роль плохого парня и остановиться не можешь, решив, что именно это мне нравится? Решил, если молчу, то мне нравится, я — моральная мазохистка.
— Читаешь меня, как раскрытую книгу, — хмыкнул Рудин, возвращаясь в кресло, пальцы выбирали музыку для магнитолы. — Что же тогда… нравится?
— Ты потрясающе работаешь языком! — призналась, даже закивала в подтверждение слов.
Он самодовольно ухмыльнулся, откинувшись в кресле. Из колонок пел… Визбор "Ты у меня одна". Оригинальное признание в любви.
— То как ты произносишь скороговорки, ни разу не запнувшись — просто праздник души какой-то! — на одном дыхании произнесла я. — Мне бы так!
Улыбка моментально увяла на красивом лице.
— Ты об этом, — протянул разочарованно Павел, — я-то думал.
— Пошляк…
— Филологичка…
Так вот в чем дело! Я прошла индивидуальный отбор господина Рудина на должность его жены!
— Я достойна стать госпожой Рудиной?
— Я не достоин быть твоим мужем, — он невесело усмехнулся и наклонился ближе, обдавая горячим дыханием, обжигающим на контрасте с ледяным ветром.
— Да неужели, — потрясенно прошептала, не удержав эмоций, всхлипнула.
— Но я им буду, — самонадеянно пообещал Павел. Он взял мою руку и прижал к губам. Я во все глаза смотрела
— Согласно, — гаркнуло из окна, — законодательства Йоэнсуу занятия сексом запрещены в общественных местах.
Я подскочила, едва не закричав от неожиданности, глаз нервно дернулся.
— Мы на каком-то болоте. Между Йоенсуу и Кали, у озера, — возразил Рудин. — Это не общественное место. Тут нет никого.
— Тут есть я, значит, место общественное, — упорствовал низеньких очкастый мужчина, с осуждением глядя на нас.
Шатен нехорошо сощурился, тихо пророкотал что-то не очень приличное, посылая мужчину по известному адресу.
— Я делал предложение девушке, а ты, прыщ, мне все испортил, — Рудин открыл дверь и выскользнул наружу. — Если она мне откажет, я тебя убью!
Свет из открытой двери заливал пятачок снега мягким золотистым светом. Павел схватил мужчину за грудки и сильно тряхнул. У несчастного перекосило очки, он со страхом смотрел на здоровенного Рудина. Как кролик на удава. Неожиданно отмерев, толстяк пискнул и забился в кулачищах, пытаясь вырваться.
— Кричи и зови на помощь, — издевался Павел. — Если место общественное, тебя обязательно услышит кто-то и придет на помощь.
Толстячок заверещал, как пойманный заяц, вяло трепыхаясь в железной хватке шатена.
— Ну и где твоя общественность? — прорычал Рудин, мешая финские и немецкие слова.
Мужчина уже хрипел, задыхаясь в медвежьей хватке стальных пальцев разозленного босса. Боясь за глупого финна, зная, на что способен Павел, выскочила из машины и подлетела, уцепившись в каменную руку шатена, попыталась оторвать ее от жертвы.
— Ты согласна стать моей женой? Или этот сморчок стухнет под ближайшей кочкой, пока его хваленная общественность лет через сто обнаружит и откопает кости, — рявкнул шатен, и я испуганно отпрянула.
Рудин не шутил, он был в ярости. Стискивающие пальцы спорили белизной с губами задыхающегося.
— Фрау, прошу, помогите, — прохрипел, закатывая глаза толстячок.
— Паш, отпусти его! Ты его задушишь! — крикнула я.
— Ты согласна? — тихо произнес Рудин. — Решай…
— Я согласна стать твой, только отпусти, — я в страхе разглядывала посиневшее лицо, вспоминая как делать искусственное дыхание.
Он разжал руки, и мужчина кулем повалился на землю, потирая толстую шею, что-то бормоча. Я наклонилась, вслушиваясь:
— О, майн гот, какой мужчина! Какой темперамент! Я кончил и обделался! Лучшая ночь в жизни!
Вспыхнув со стыда, отшатнулась, молча вернулась в машину. Разглядывала все чаще срывающийся с неба снег, залетающий в салон через открытое окно. Павел уже заводил мотор. Сосредоточенный и спокойный, словно не убивал минуту до того человека.
— Куда хочешь в свадебное путешествие? — обыденно поинтересовался, выезжая со стоянки.