Любовь ювелирной огранки
Шрифт:
— А точно? — не унималась горлица.
— Честное слово.
«Снег лежит, чем я хуже? — читалось у Эсфири на лице. — Полежу, на природу полюбуюсь. Вон, какая кругом морозная сказка!»
Судя по всему, переохлаждение ей не грозило (она как-то хвасталась, что ее лыжный костюм спасает от любых низких температур). Прилипчивые сгустки из снежных шаров тоже не представляли опасности — они рассосались, едва Эсфирь их от себя оторвала.
Возможно, встать ей мешала внезапно подступившая депрессия. Но даже в этом случае за нее не стоило переживать. Авантюристки
Одно было ясно: помочь своей крылатой напарнице Эсфирь сейчас не в состоянии.
Поэтому Пелагея кое-как самостоятельно отцепила крюк от рюкзака, подняла банку со светлячками в воздух и устремилась прочь, взмахивая крыльями на остатках выносливости.
Гарди увесисто топал за ней по пятам, и она боялась, что он вот-вот передумает, схватит ее и задушит. А ей, хоть ты тресни, нужно было на равнину, куда звали иероглифы, куда тянуло собственное обостренно чутьё. Пелагею не покидало чувство, что именно там она нужна больше всего.
«Где вы, господин куратор? — обреченно думала она, сжимая крюк из последних сил. — Раньше вы всегда приходили на помощь. Почему же сейчас вас нигде не видно?»
Пелагея дышала часто и поверхностно, мысли путались, завязываясь в тугие узлы. Страх прочно забаррикадировался изнутри и рос, ширился, подтачивая и без того чахлую надежду на спасение.
«Он не придёт. Сегодня он не придёт».
Ее глаза наливались ночью. Непроглядной, кромешной тьмой. Звезды теряли свой блеск. Луна собиралась погаснуть — предположительно, навсегда. Как вдруг посреди снежной пустыни перед Пелагеей выросла каменная арка, ведущая в совершенно другой, умеренно тёплый, летний мир. Эта арка была словно потайное окошко в открытке, куда так и подмывает заглянуть. К тому же, иероглифы указывали как раз туда.
Каменистая равнина, обдуваемая ветром со всех сторон горизонта, встретила далеко не ясным солнышком. Под небом катились низкие угрюмые тучи. Из-под камней робко торчали одинокие стебли травы. Убийца позади хрустел по гравию, приминая их к земле подошвами тяжелых ботинок. Горлица оглянулась. Ох, лучше бы не оглядывалась. Она увидела, что Гарди достал нож.
— Ну что, пора, — сообщил он так невозмутимо, словно не человека планировал прикончить, а всего-то разрезать именинный торт.
У Пелагеи ёкнуло в груди, но банку со светлячками она не выпустила. И, ощутив неожиданный прилив сил, рванула от Гарди, что было духу.
***
В камере, где Джета Га с недавних пор решила откармливать пленников, на тонкой нити перед Юлианой свесился паук. Но Юлиана даже внимания не обратила. В ее глазах стояли слёзы.
— Знаешь, — сказала она Вековечному Клёну, — я решила, что больше не хочу гоняться за признанием. Мне не нужна никакая дурацкая слава. Достаточно, чтобы ты был рядом. Обними меня, пожалуйста, а? Мне так хреново.
Киприан великодушно заключил
— А я всё ждал, когда ты определишься, популярной тебе быть или счастливой. Это, знаешь ли, принципиально разные вещи.
— Фи, нежности! — фыркнул до безобразия вредный Пирог, выползая из-под скамейки.
— Действовать надо, а не сидеть и в жилетку плакаться, — проворчал Кекс, который только что бросил дурное дело рыть подкоп в дощатом полу.
— Молчать, козявки! — пригрозила Юлиана, не отлипая от Вековечного Клёна. — На себя бы посмотрели. Только и можете, что ерундой страдать.
Пирог зарычал, Кекс прижал уши к голове. Киприан напрягся. Потому что в дверном замке внезапно заскрежетали ключом. А затем дверь со скрипом отворилась, и из тени выступила Джета Га, невозможно гордая собой.
— Ну и как дела? — уперев руки в бока, осведомилась она.
Брови у Киприана сошлись к переносице. Он аккуратно отодвинул в сторонку хлюпающую носом Юлиану и встал напротив Джеты, чтобы задать злободневный вопрос.
— Вы нас на землю спустите? — требовательно спросил он.
— А что, уже укачало? — ухмыльнулась та, пожирая его алчным взглядом. — Если укачало, прошу ко мне в каюту. Там идеально налажена система против воздушных ям.
Она всегда была неравнодушна к красавчикам, а тут такой потрясающий экземпляр. Джете так и хотелось сказать Киприану: «Бросай ты эту мымру и оставайся со мной». Но памятуя о прошлой неудаче с эльфом, который сходил с ума по земной женщине, она решила перестраховаться и проработать предложение более тщательно.
— А вообще, мы уже идём на снижение и скоро приземлимся, — сообщила она. — Так что готовьтесь к выходу.
Она захлопнула дверь, и Юлиана оживилась. Не может быть. Неужели их отпустят?
— Что-то здесь нечисто, — проворчал Пирог, просеменив к порогу и принюхиваясь.
— Чую, туго нам придется, — проскулил Кекс. И вновь заскрёб когтями по полу, хотя было очевидно, что затея с подкопом обречена на провал.
О том, что дирижабль достиг земли, пленников оглушительно проинформировала сирена. Видимо, при спуске что-то вышло из строя — Джета сто лет не сажала аэростат в долину.
Когда сирена взвыла, Юлиана скривилась и заткнула уши. Кекс с Пирогом принялись ошалело носиться по камере. Киприан же только головой покачал. Лично он готовился не к выходу, а к худшему. И худшее не замедлило.
В дверном проёме возник какой-то угловатый тип в желтом комбинезоне и синих резиновых перчатках. Он носил занятные круглые окуляры и усы, которые смотрелись на нём, как нелепая мохнатая гусеница, по недоразумению заползшая под нос.
— Прошу за мной, — прогнусавил он. И компания пленников покорно двинулась по мрачным коридорам дирижабля.
Обувь проводника душераздирающе лязгала по металлу. Моргали в потолке беспокойные, бледные лампочки. Юлиану знобило. Она ёжилась, обняв себя за плечи — ее неотступно грызли скверные предчувствия.