Любовь за вредность
Шрифт:
— Любой брак строится не только на половом влечении, или, как ты называешь, любви, но и на общности интересов и главном — общих детях. Ты же сам говорил, что любишь детей и будешь хорошим отцом. Я не верю в счастливые бездетные браки. Видела некоторые. Влечение кончится, общих интересов у нас с гулькин нос, и с чем мы останемся через пару лет? Ты уйдешь, это обсуждению не подлежит, и я останусь одна. Так для чего мне промежуточный вариант? Чтобы было о чем сожалеть?
Он оставил мою горячую речь без ответа.
— Ты когда обследовалась в последний раз?
От резкой смены темы я никак не могла вспомнить когда и сердито бросила:
— Это к делу не относится!
Он уверенно сказал:
— Это как раз из той темы, не беспокойся. Ну так когда?
— Лет семь назад…
Евгений присвистнул.
— Сейчас все так поменялось, столько появилось новых методик, а ты даже не пробовала.
Я вздохнула. Где ему понять…
— Во-первых, на новые методики нужны деньги, и большие, а их у меня нет. Во-вторых, я и так настрадалась, больше не хочу. Знаешь, как болезненны процедуры, когда и без них все внутри болит? Я уж лучше буду жить так…
— Этого я не понимаю! Значит, ты лишаешь нас права на счастье только потому, что трусишь?
Я в отчаянии закричала:
— Ты просто не представляешь, как это больно! Я даже сознание теряла! Это невыносимо…
Он порывисто встал передо мной на колени.
— Милая! Ты нужна мне любая. Мне все равно, можешь ты иметь детей или нет. Но ведь ты отказываешь мне именно по этой причине, не так ли? — Он смотрел мне в лицо с таким искаженным горечью лицом, что я забыла про все другие возражения и кивнула.
Он с решительным видом поднялся на ноги.
— Завтра же мы сходим к хорошему врачу. Я спрошу у матери, кто в нашем городе лучше всех в этой области, и устрою тебя к нему. И пойдем мы вместе.
Устав сопротивляться, я обессиленно прошептала:
— И что это изменит?
Он сел рядом со мной и ободряюще положил руку на плечо.
— Многое. Во-первых, выясним, поможет ли лечение.
Он был так уверен в своей правоте, что я даже и говорить ему не стала, что от меня отказались несколько хороших врачей.
— Во-вторых, ты даешь мне слово, что мы снова будем вместе, если оно поможет…
Содрогнувшись, я застонала. Какое лечение? На обследование я еще соглашусь, но на лечение… Я снова вспомнила раздирающую боль, напрасные надежды и отрицательно закрутила головой. Но он твердо сказал:
— Больно не будет! И я буду рядом!
С недоверчивой гримасой я посмотрела на него. Хорошо говорить, но ему бы хоть ничтожную часть этой боли…
Он потянулся ко мне с пьяным выражением глаз, но я отшатнулась и ультимативно заявила:
— И никакого секса за это время!
Замерев на полпути, он скривился, но руки опустил. Я поднялась и холодно заявила:
— Ну, раз мы до чего-то договорились,
Поняв, что все время лечения плохо будет не только мне одной, он покорно побрел за мной к выходу.
Подав мне куртку, мрачно заявил:
— Как ты любишь испытания разного рода!
Считая, что должна же в мире быть справедливость, я откровенно подтвердила:
— Да, страдать будем вместе!
Он хотел спуститься со мной, чтобы довезти меня до дома, но я отказалась:
— Я сейчас пойду к Иринке, она живет рядом. И не надо меня провожать — я хочу спокойно пройтись и все обдумать.
Он был вынужден меня отпустить, и я в самом деле пошла к Ирине.
Она была дома и привычно хлопотала на кухне. Мне обрадовалась, хотя я и появилась у нее без предупреждения. Я ожидала увидеть Алексея, но его не оказалось. Иринка немного смущенно пояснила:
— Понимаешь, мы договорились продлить период ухаживания. А вместе жить только после свадьбы. Он приходит ко мне, даже ночует иногда, но все-таки живет дома.
Меня позабавила романтичность подруги, и я ей даже слегка позавидовала. Мне бы так… Она усадила меня за стол и стала потчевать печеньем собственного приготовления. Я съела пару штучек, было очень вкусно. Она обрадовалась похвале, но рецепт предлагать не стала — все равно я никогда ничего не пеку. Болтая со мной, она то и дело поглядывала на часы, и я догадалась, что вот-вот должен появиться Алексей. Чтобы не встречаться с ним, стала прощаться. Бедная Иринка разрывалась между желанием встретить жениха в одиночестве и привычкой поболтать со мной досыта. Но я оделась и ушла, прекратив ее метания.
На следующий день Евгений договорился о моем лечении с ведущим профессором в этой области, и я пошла по мукам. Прежде чем попасть на прием, пришлось сделать уйму анализов. Не доверяющий мне Евгений лично сопровождал меня везде, не позволяя увильнуть.
Медсестры, привыкшие к нормальным пациенткам, не могли понять, почему я охаю и хватаюсь за живот, а одна из них, особо болезненно ткнувшая меня, даже заносчиво сказала:
— Еще никто не жаловался!
На что я с такой ненавистью посмотрела на нее, что она отшатнулась.
Мне очень хотелось сказать им, что я о них думаю, но приходилось терпеть, поскольку, начав, я не смогла бы остановиться. А базарные разборки устраивать я не могу. Противно. За компанию я ненавидела и того, кто заставил меня пойти на все это, но Евгений демонстрировал такую толстокожесть, что пробиться сквозь нее мне не удавалось. Его доброжелательность и благодушие меня донельзя раздражали. Мне стало немного полегче лишь после того, как, выйдя к нему после очередной пытки в красных пятнах и со слезами на глазах, я заметила болезненное подергивание в уголке его губ и страдальческое выражение покрасневших глаз.