Любовь

Столбова Татьяна

Коля был согласен с Надей в основных аспектах. Но все же считал, что его случай – иной. У него все получится. К тому же, совсем нетрудно, думал Коля, сочетать творчество с другой работой. Просто придется поменьше отдыхать, вот и все. Да, наверное, дети его не будут кататься как сыры в масле, но все, что имел в свое время Коля, иметь будут непременно. Да еще и смогут гордиться своим отцом. Таковы были Колины мечты. Нельзя сказать, что совсем уж невыполнимые. И Надя с этим соглашалась. Хотя Коля видел, что неохотно.

Когда он вышел из метро, полил дождь. Но сегодня на Коле не было потрясающего

костюма и белых носков, так что на дождь можно было не обращать внимания. Не дождавшись троллейбуса, Коля пешком дошел до общежития. Там, на вахте, он увидел записку, адресованную ему.

Он развернул бумажку и усмехнулся, сразу узнав почерк Портнова. Все ему неймётся. Двадцать семь лет уж скоро, редактором в издательстве работает, солидный, можно сказать, мужчина, а ведет себя как старшеклассник. «Брателла, лети сюда на всех парусах, потонем вместе в море водки. Будет весело. Обещаю. Адрес…»

Вахтерша, уже другая, тоже взирала на Колю неодобрительно. Она не знала, что он прогулял институт, зато явно знала содержание записки, оставленной Портновым.

Коля спросил ее, сколько времени. «Без четверти семь», – буркнула она и отвернулась, качая головой.

«Пойду», – решил Коля. Не то что бы он так верил обещаниям Портнова и ожидал веселья и моря водки, но сидеть в общаге весь вечер не хотел. Надоело. И рассказ не писался. Муза ушла от него к кому-то другому, и если вернется, то вряд ли так скоро.

Коля поднялся к себе в комнату, переоделся в сухую одежду, причесался, пересчитал деньги. От ста рублей, выданных ему соседом, осталось шестьдесят. Хватит только на одну бутылку. Хорошо, что у него есть студенческий проездной и не надо платить в транспорте. В прошлом семестре он потерял проездной в самом начале месяца и в итоге на поездки по городу истратил всю свою стипендию.

На сей раз троллейбус подошел сразу и был почти пустой. Коля удобно уселся на пухлом сиденьи в середине салона и стал смотреть сквозь дождь на медленно проплывающие за окном серые и шафранного цвета дома, на машины, остановки. Люди, как и дождь, как и весь вечер, шли медленно, словно никуда не торопились и плохая погода их не беспокоила. Как будто ощущения Коли материализовались. Вот он живет с недавних пор так – скучно, неторопливо, и жизнь вокруг него тоже постепенно замедляет ход. Как бывает в театре: отвлечешься на каком-то моменте, и замечаешь, что другие зрители тоже начинают потихоньку позевывать, перешептываться. А, наоборот, включишься в спектакль, засмеешься над репликой, и другие тоже начинают смеяться, хотя до тебя вроде бы и не собирались.

Грустно Коля смотрел на мир через мокрое стекло троллейбусного окошка. Неужели так будет продолжаться всегда? Размеренность, вялость, полный душевный покой, похожий на больничный, – неужели никуда от этого не деться? Коле стало вдруг жаль того времени, когда он был весел и энергичен. Он помнил, что тогда ему было очень хорошо. Даже до знакомства с Надей. Но и жаль-то стало не всерьез, а отстраненно. Будто Коля думал сейчас о другом каком-то Коле, который прежде был веселым парнем, а теперь повзрослел и остепенился. Скучно… Как же скучно…

* * *

Номер дома, указанный в Портновской записке, Коля увидел еще из троллейбуса. Вышел,

приподнял воротник куртки, спасаясь от дождя и несильного, но холодного ветра, и быстро пошел мимо подъезда к винно-водочному магазину. Купив бутылку, вернулся.

На седьмом этаже было две двери и обе без табличек. Пришлось подняться на этаж выше, посмотреть тамошние номера и таким образом вычислить нужный на седьмом. Уже позвонив, Коля подумал, что вычислить можно было и попроще: из-за двери, возле которой он сейчас стоял, доносились вопли и чье-то серьезное, громкое пение. Коле показалось, что он узнал голос Сани Вяткина, драматурга с четвертого курса.

Дверь открыла растрепанная девица.

– Ты Коля? – прямо спросила она.

Коля кивнул и протянул ей бутылку водки.

– Спасибо. А я Анжелина. Портнов сказал, что ты придешь…

Она помолчала, оглядывая Колю внимательно, потом отступила в сторону.

– Ну, проходи, что ж ты…

И она вдруг визгливо рассмеялась.

Коля прошел. Девица нисколько его не смутила. Он ко всяким девицам привык в своем общежитии Литературного института. Эта, похоже, тоже была какой-нибудь поэтессой. «Я поэт, зовусь я Цветик, от меня вам всем приветик». Либо считала себя таковой. Ошибиться трудно. Можно только перепутать с актрисой или критикессой.

– Портнов сказал, что ты прозаик.

Она смотрела, как он разувается и ищет тапки, однако не делала попытки помочь.

– Что ты молчишь? Портнов не говорил, что ты глухонемой.

– И не скажет, – ответил Коля. – Портнов умеет хранить тайны.

Он наконец нашел подходящие по размеру и не слишком рваные тапки, надел их, и прошел в комнату.

Гулянка была в самом разгаре. На столе Коля увидел несколько початых бутылок пива, водки, и два снаряда портвейна. Вокруг стола и у окна, на диване, сидела разношерстная компания, всего человек пятнадцать. Троих Коля узнал сразу – Портнова, Саню Вяткина и поэтессу Боброву. Боброва, такая же растрепанная, как девица, открывшая Коле дверь, обнималась с парнишкой лет двенадцати на вид.

– Коля! – закричал Портнов, раскидывая руки. – Ты пришел! Брателла! Как я рад!

Тут только Коля понял, что Портнов довольно пьян. И с легкой досадой подумал, что теперь ясно, для чего он его вызывал, для чего сулил веселье и море водки – чтобы Коля в случае чего транспортировал до общежития его бесчувственное тело.

– Садись рядом, – прогудел Саня Вяткин и ногой выдвинул из-под стола стул для Коли. – Споем?

Коля петь не хотел, но от предложенной Портновым рюмки не отказался. Выпив, он закусил маринованным огурцом из алюминиевой плошки.

– Друзья мои, – начал Портнов сипло, и остановился – никто его не слушал. Тогда он откашлялся и проревел: – Я сс-казал, блин корявый: «др-рузья мои»!

Все повернулись к нему. Коля заметил, что парнишка, сдавленный в объятиях Бобровой, воспользовавшись моментом, попытался высвободиться. Безуспешно. Боброва держала его с решительным видом и, кажется, уже считала своей собственностью.

– Я хочу представить вам своего соседа по комнате Колю Полякова, – продолжал Портнов, – человека уникального таланта и не менее уникальной организации. Тонкая, трепетная душа, открытая порывам скотского ветра перемен…