Любовная лирика классических поэтов Востока

Рудаки Абульхасан

* * *

Эй, пустомеля и болтун, как о любви ты смеешь петь? Ведь стройно ты за жизнь свою десятка бейтов не связал! Смотри, как в помыслах высок владыка слова Саади, — Он пел любовь, одну любовь — земных владык не восхвалял.

* * *

Я хочу в уединенье до рассвета быть с тобой. В неизвестности и тайне от врагов и от друзей… За грехи да будет кара! Почему же за любовь Вкруг меня все гуще злоба и гоненья все сильней?

Амир Хосров Дехлеви

(1253–1325)

Переводы Д. Седых

1

Я

рассказать печаль моих ночей не в силах, Любя, рыдать и петь, как соловей, не в силах. Вглядись в мое лицо, и ты поймешь, как таю, Но, вижу, ты понять тоски моей не в силах. Взгляни на грудь мою в кровоточащих ранах, Терпение хранить я больше в ней не в силах. Все ж радуюсь тому, что ты проникла в душу, Хоть я к твоей душе найти ключей не в силах. Быть может, мне вернешь похищенное сердце, Но слезно умолять: «О, пожалей!» — не в силах. Его в твоих кудрях навеки я оставлю. Вернуть Хосров того, что взял злодей, не в силах.

2

Опьяненные тобою не нуждаются в вине. Не найдется врачеватель, что помочь сумел бы мне. Не показывайся в небе, солнцеликая луна! Коль сияет лик любимой, ты Хосрову не нужна. Что мне сказки о Джамшиде — древней славы черепки? Разве хуже прах развалин, где у магов погребки? Что доказывать в моленьях одержимость небесам? Без молений одержимость вседержитель знает сам. Та ничто монета сердца, та фальшивей всех монет, На которой отпечатка единенья с богом нет. Сердце, кинь сию обитель, царство гнета, царство зла! Не собрать, о сердце, дани с разоренного села. Так Хосров и не увидел вожделенный взору лик. Что Хосров? И самый зоркий в небо взором не проник.

3

Сказал: «В обитель сердца войди его усладой!». Она: «Я клада жажду, развалин мне не надо». Сказал: «Сжигает душу лицо твое, как пламя». Она: «Не радо сердце свиданью с мотыльками». Сказал: «Ответь, могу ли надеяться на встречи?». Она: «О нет, скиталец! Твои безумны речи». Сказал: «Зачем ловила меня в силки печали?». Она: «Глаза приманку зачем же замечали?». Сказал: «Как быть с любовью? Как снять ее оковы?». Она: «Меня увидишь, наденешь цепи снова». Сказал: «Как жить Хосрову, коль ты его забудешь?». Она: «Мой образ вспомнишь, и одинок не будешь».

4

Свой лунный лик яви молящему о встрече И услади мой слух чарующею речью. О скатный жемчуг слов, жемчужницей хранимый! Жемчужницу открой, да будут перлы зримы. Но створки где ее? Ты их рисунок зыбкий, Коль все же есть они, яви своей улыбкой. Яви свой аромат, и я из мертвых встану, Узнаю по нему рисунок тонкий стана. О локоны твои! Они чернее ночи. Явись, и станет ночь светлее и короче. Сказала: «Жду тебя у своего порога». Не убивай мечту и укажи дорогу. Мой идол, мой кумир, не будь со мной сурова! Среди влюбленных нет влюбленнее Хосрова.

5

Я в этот мир пришел в тебя уже влюбленным, Заранее судьбой на муки обреченным. Ищу с тобою встреч, ищу как озаренья, Но гордость не могу забыть ни на мгновенье. О смилуйся и скинь густое покрывало, Чтоб сердце пало ниц и бога потеряло! Отбрось надменность прочь, лицо приоткрывая, Чтоб гордость вознесла меня в обитель рая. А

если ты меня не удостоишь взглядом, Покину этот мир, что стал при жизни адом. Нет, сердца никому не дам пленить отныне, Чтоб жить в его плену отшельникам в пустыне. И что же услыхал Хосров в ответ на стоны: «Придет и твой черед, надейся, о влюбленный!».

6

Кто предопределял вращение светил, Теперь ушел во мрак и сладким сном почил. Твой в розе вижу лик. Да, грезишь ты на ложе, Коль томной розы лик и твой — одно и то же. Очнитесь, гордецы! Мы ненадолго здесь. Отрубит смерть мечом и голову, и спесь. Взгляните, это кровь окрасила тюльпаны. Скорбя, кровавых слез я лить не перестану. Да не взойдет луна в ночной беззвездной мгле! Утратил я луну, предав ее земле. И, коль дохнет Хосров кромешной тьмой печали, Потонет мир во тьме кромешной, как вначале.

7

О ты, чьи кудри для благочестья — соблазн опасный, Уста которой едва приметны и тем прекрасны, Поверь, не стал бы любой неверный так сердце ранить. А может, вера так разрешает сердца тиранить? Коль мимоходом так убивают улыбкой губы, В уста-рубины вонзить отмщеньем хотел бы зубы. Я лбом касаюсь твоих коленей, склонив колени, Как пред кумиром склоняет брахман, творя моленье, И если был бы кумир тобою, поверь, о пери, Я впал бы тотчас, как этот брахман, и сам в неверье. Но разве можно достичь Каабы моей любимой? Лежат меж нами пески пустыни непроходимой. Как я рыдаю, ужель не слышат любимой уши? Я схож с певцами, что ждут от стражи великодушья. Коль власть таится в тебе, о пери, как в мандрагоре, В земле отыщешь глаза страдальца, сочащих горе. И вечно будет в груди Хосрова дымиться рана, Узор на перстне, запечатленный концом чекана.

8

Пусть недостойный глаз не сглазит, возлюбя, Пусть только ветерок касается тебя И аромат несет, подобный капле яда. Нет жизни у того, в чьем сердце пламя ада. Я жажду нежных слов — шипы в твоих устах. Не сыпь на раны соль, — и без того зачах. Твоя обитель — рай, а я в аду сгораю. Надеяться в аду могу ль на яства рая? С безумьем пополам страдания влачу. Подобна красота для разума бичу. Влюбленного в кумир не отвратишь словами, Как во хмелю пропойц не протрезвить речами. Наметит жертву страсть у двери кабака, Смеясь над сединой, споит и старика. Но если он, как я, в вине любви утонет, Омой его вином пред тем, как похоронят. Умолкни, о Хосров! Твои газели — стон. Смертельней, чем кинжал, сердца изранит он.

9

Ты сияла мне луною. Нет со мной моей луны, И от дыма стонов: «Боже!» — ночи душны и черны. Будьте вы благословенны, ночи пьяные любви! Отстонали, отрыдали, улетели соловьи. Я твержу хвалу ресницам, полумесяцам-бровям, Как твердят аят Корана в медресе: «Нун ва-л-калам!». Что отвечу, если спросишь, как я ночи провожу? Одиноко до рассвета я у стен твоих брожу. О приди, душа, что может быть душою тысяч тел. Тех, что души потеряли от твоих разящих стрел! Коль души лишит подруга, не кляни судьбу, Хосров! Ведь обычай у красавиц с дней творения таков.