Любовная лирика классических поэтов Востока

Рудаки Абульхасан

10

Кто стан твой стройный к жизни вызвать мог, Тот сам скорбям мой дух живой обрек. Вооружилось войско красоты И двинулось на сердце, как поток. Текут, как лава, души пред тобой… Душой я в том расплаве изнемог. Увидев, как играешь ты в човган, Я сердце у твоих бросаю ног. Скачу, спасаюсь бегством о двуконь… Тоски-погони вслед все ближе скок. Мой лик — в слезах… Так перлы моря тайн Выбрасывает буря на песок. Джами презрен тобой. Но знаешь ты — Как щедр душой, как сердцем он широк.

11

Что

видел в мире этот шейх, укрывшийся в своем дому, Отрекшийся от нужд людских, себе лишь нужный самому? Он сам живую с миром связь, как пуповину, перегрыз И, словно шелковичный червь, ушел в свой кокон — чужд всему. Зачем, живой среди живых, бежит он от людских тревог? От всех избавясь, от себя куда уйти? В какую тьму? Он в зрелости, исполнен сил, достойных дел не совершил. Ты, как неверному, ему не доверяйся потому… Ведь он верблюжьих бубенцов не слышал средь степных песков. Ты, слыша проповедь его, не верь и слову одному, Влюбленный в ложный внешний блеск он груду раковин купил, Бесценный жемчуг свой за них отдав неведомо кому. Джами, не спрашивай его о чаше истинной любви, — Из чаши той не довелось и полглотка отпить ему.

12

Сердце мне разлука тысячью клинков Вживе рассекла на тысячу кусков. Гибну я, а ты смеешься в отдаленье, Весело блистая жемчугом зубов. Если бы хоть раз еще тебя увидеть, Был бы я тогда и смерть принять готов. Исцели! Вернись, полна благоволенья, Иль убей меня лучом своих зрачков! Мне нельзя прийти в твой тихий переулок, Там теперь открытый путь моих врагов. Часто снится мне: верхом ко мне ты скачешь, Нарастает звук серебряных подков. Плача, я искал тебя… И блещут слезы На тропе твоих покинутых садов. Нет, чтобы сносить твою несправедливость, Сердцем, как гранит, я должен быть суров. Как серьгу, Джами в ушную мочку века Вдел газель в подвесках драгоценных слов.

13

Толпа сбегается глядеть на пышный караван луны. Глядеть не в силах я один: душа и плоть мои больны. Вокруг нее толпа зевак, выходит на дорогу всяк. Я робко, издали, бедняк, бросаю взгляд со стороны. А я глашатаем, рабом бежал бы пред ее конем, Где перекрестки целый день толпою праздной стеснены. Одежду разорвав свою, я одиноко слезы лью; Так плачут люди, чьи сердца потерей близких сражены. Не знает яркая свеча, что я не сплю из-за нее. Что ж не сказали ей о том созвездья вечной вышины? Пред ней открыта грудь моя, пусть рану в сердце нанесет, Пусть трижды рану нанесет, пока не бросит меч в ножны. Нет! Горестная быль Джами не тронула ее души, — Хоть плачут, слыша эту боль, граниты каменной стены.

14

Утесы каменные стон мой отзывным стоном потрясет; От слез моих на глине темной тюльпан багряный расцветет. Ручьем мои струятся слезы по следу твоего коня, И не унять мне эти слезы который день, который год… Что мне осталось в горькой доле? В груди нетихнущая боль. И эта боль живое сердце вот-вот на части разорвет. Ты, душу взявши в долг, сказала: «Я поцелуем заплачу». Душа из плена не вернется, и платы срок не настает. Во сне глубоком целовал я уста и родинку твою… Не оттого ль и лихорадка мне обметала бледный рот? Вчера бутон в саду хвалился, что он нежнее губ твоих, Боюсь — за хвастовство такое сегодня град его побьет. Смотри: луною двухнедельной взят, как невольник, в плен Джами. Всё, что собрал он за полвека, она, как собственность, берет.

15

Мне чуждой стала медрессе, и ханака мне не нужна: Обителью молитв моих отныне стала мейхана. В окружье зикра — голоса дервишей не влекут меня, Спешу под сень, где най звучит, где песня пьяная слышна. Что спрашиваешь ты меня о шейхах и об их делах? Тут глотка зычная, мой друг, и стоязычная

нужна. Где кравчий, рушащий обет и попирающий запрет? Мы благочестье продадим за пиалу иль две вина. Ты о любви мне расскажи! Я лучше сказок не слыхал Под куполом страны чудес, что сказок исстари полна! Сложи крыла, как мотылек, пади у ног своей свечи: Чтобы сердца воспламенять, она всевышним зажжена. Но ты, Джами, чуждайся тех, кто внешним блеском увлечен! Не в каждой раковине, друг, жемчужина заключена.

16

Я пьян — целую ручку чаши или кувшина основанье, Средь пьяниц — малых и великих — с утра свершая возлиянье. Мне вместо четок во сто зерен дай леденец — к вину заедку, И не тащи меня поститься из дома, где весь век — гулянье. Изумлено любовью нашей, сегодня время позабыло О мотыльке, свече, о розе и соловье повествованья. Что мне возобновлять с тобою мое старинное знакомство? Я для тебя лишен достоинств, чужак исполнен обаянья! Юродивого дразнят дети, им на потеху он бранится, Но камни, что в меня бросаешь, не удостою я вниманья. Тот день, когда тебя служанка причесывала перед свадьбой, Принес для тысяч душ влюбленных невыносимые терзанья. Джами, лишь тот любить достоин, кто сердцем мужествен, как воин. Так будь же тверд, готов и жизнью пожертвовать без колебанья.

17

Вот из глаз твоих две слезинки заблестели на розах щек, Будто брызги дождя упали на тюльпановый лепесток. Если ты слезу уронила, что же мне сказать о себе, Если слезы текут безмолвно по щекам моим, как поток. У тебя действительно слезы, а не только отблеск моих, Что в глазах твоих я когда-то, словно в зеркале, видеть мог. Всюду, где на тропинку сада упадала твоя слеза, То живая роза раскрылась, то нарцисса сладкий цветок. Словно редкие перлы — слезы — для ушных подвесок твоих На изогнутые ресницы нанизал ювелир-зрачок. Изумленный редкостным перлом светлой тайны твоей любви, Нанизал Джами ожерельем жемчуг слова на нитку строк.

18

Сокровищницу жемчужин в саду раскрывает град. Короной главу кипариса перловый венчает град. Порвались ангелов четки, и вот — мрача высоту — Вчера цветы распустились на персиковых ветвях, Но в ярости цвет сбивает и ветви ломает град. Ты скажешь: «Птенцы попугая заполонят луга, Коль сам попугай небесный, как яйца, бросает град». Напрасно высунул ирис язык свой, чтоб розу хвалить, — Ему в своем гневе ревнивом язык отшибает град. Ведь перлы рождает море, но ты на потоки взгляни: Как будто бурное море из перлов рождает град. Влюбленный неосторожный, своей мишенью избрав В саду красавицу розу, ее убивает град. Вспузырился пруд под ливнем, как лавка стекольщика, он, В которую, обезумев, камнями швыряет град. Тюльпан весенний алеет, как раскаленный горн, — Свое серебро для расплава в него подсыпает град. Две капли упали с неба; и первая — чистый перл, Вторая — круглая льдинка, что расточает град. Та первая — слово Джами, а вторая — соперника речь, Когда в поединке словесном стихов заблистает град.

19

Безумец, сраженный любовью к тебе, таится в руине любой. Пред яркой свечой лица твоего луна — мотылек ночной. Все горе Якуба малой равно частице моих скорбей, Юсуфа цветущая красота ничто пред твоей красотой. Живое сердце, живая душа не для себя нам даны. Всё, что дано нам, мы тратим в пути к далекой встрече с тобой. Пусть я коснулся дерзкой рукой родинки черной твоей, — За зернышко бедного муравья грешно растоптать ногой. И пусть у нас разрушится дом, спасибо свету любви, Что есть у нас обиталище мук на улице бедствий глухой. Нет потерявшим сердце свое дороги в твой радостный град: Темной разлуки нам доля дана да пыль руины пустой. Выпив глоток из кубка тоски, сознанье Джами потерял, Горе, коль кравчий ему поднесет полный кубок такой.