Любовница Фрейда
Шрифт:
Горничная Эдна, помогая ей распаковываться, весело трещала без умолку:
— Как же приятно видеть фрау Фрейд на ногах и одетой! Она так плохо себя чувствует последнее время. Нервы и все прочее. Последние месяцы очень тяжело управляться с детьми. И доктор носа не кажет из кабинета. До чего я рада, что вы вернулись. Софи скучала. Вообще, должна сказать, мы все скучали…
В комнату вошла Марта. Минна заметила черные круги у нее под глазами.
— Ты нездорова? — спросила она. У нее мелькнула мысль: а вдруг Марта что-нибудь заподозрила?
— Я всю ночь не сомкнула глаз, а когда начала дремать, ко мне в комнату с плачем прибежала Софи.
— Это просто ночные кошмары. Я заметила, что, когда стала читать ей перед сном, все прекратилось.
— Не удивительно, что она тебя обожает. Я не в силах читать книжки в три часа ночи, — сказала Марта, сжимая руку сестры. — Впрочем, ты, наверное, утомилась после поездки. Расскажи мне, как вы отдыхали.
Минна смотрела в лицо Марты. Оно не выражало ничего, кроме вежливого интереса. Но говорила она тоном, который Минне был хорошо знаком. Ее слова не соответствовали тому, что она на самом деле имела в виду. Иногда Минна очень жалела, что сестра не может напрямую высказать ей то, о чем думает. Устроить истерику, закричать, разозлиться. Порой Минне хотелось понять, что в действительности происходит у сестры в голове.
— Ну что ж, Швейцария прелестна. У нас было много свободного времени для обсуждения его исследований. Некоторые из них очень сложны для меня, однако он терпеливо объяснял их мне.
— Но ты поняла в конце концов?
— О, да. Зигмунд открыл, что невротическое поведение может относиться непосредственно к…
— Лучше расскажи, чем еще вы занимались. Ходили на прогулки? Плавали? Собирали грибы?
— Гуляли совсем мало… поднимались на фуникулере…
— Отвратительна штуковина! Однажды мы поднялись, так противно даже вспоминать. Впрочем, поскольку в Швейцарию меня с тех пор никто не возит, тем лучше… А что вы делали вечерами? — спросила Марта, подбирая разбросанную одежду Минны.
— Вечерами там совсем нечем заняться, — ответила она, невольно сжав пальцы руки.
— У них там была очаровательная гостиная…
— Да, но мне не хотелось слушать музыку.
— Музыку? В таком месте? Раньше там не было никакой музыки…
— Наверное, это были какие-то приглашенные музыканты. Ничего необычного, — сказала Минна, внутренне содрогаясь, — но я все равно была так измотана переездом, что мечтала лишь об одном — о покое.
— Да, путешествия утомительны и трудны. Будь моя воля, я вообще бы никуда не ездила. Разве что иногда — навестить матушку и на ежегодный отдых с детьми.
— Но ты же не хочешь всю свою жизнь просидеть в Вене! На свете так много того, что следует повидать.
— Если бы Зигмунду выпала возможность объехать мир — побывать в Риме, Париже, Нью-Йорке или Афинах, везде, где он только пожелает и с кем пожелает, — то, Господь свидетель, он поехал бы не со мной.
— Ты ошибаешься.
— Ты получила письмо от Эдварда?
— Да.
— И что ты ему ответила?
— Ничего.
— Это невежливо.
— Я не намерена поощрять ухаживания этого человека.
Марта помолчала, словно раздумывая, продолжать или нет, а потом тяжело вздохнула:
— Разве тебе есть из чего выбирать?
Минна по опыту знала: упрямо заострившийся подбородок сестры — признак того, что все только начинается. Уж если Марта вопьется зубами, то ни за что не выпустит. Это была преамбула к ее коронной лекции: «Ты сама себе наихудший враг».
— Наверное, это не мое дело, но иногда ты сама себе наихудший…
Речь Марты прервал визг из гостиной.
— Мама! Мартин разбил твою красивую вазочку, у него кровь течет! — крикнула Матильда, как всегда, раздраженным тоном.
— Иду! Принеси тряпку из кухни! Клянусь тебе, Минна, я уже на грани.
Сестры помчались по коридору мимо Зигмунда, который шел в противоположном направлении.
— Какое совпадение, — произнесла Марта, — как только что-то случается с детьми, в ту же минуту он удирает.
— Вероятно, он занят чем-то иным? — предположила Минна.
— Он вечно занят чем-то иным!
Конечно же, Минна помнила, чем «иным» он был занят все эти дни. Ею. Но она мгновенно забыла о своей вине, помогая Марте убирать лужи и осколки, бинтовать руку Мартину.
Немыслимо смириться с бледным подобием Фрейда. И она сделает все необходимое, чтобы остаться рядом с ним.
Глава 33
Вена изнемогала от жары. Август явился, будто отмщение, но впервые за много лет семья Фрейда не избежала изнуряющей температуры, отступив в горы Альтаусзее. К горькому разочарованию детей, их отец связался с владельцем дома, который они обычно арендовали в Обертрессене у озера, и отменил предварительную договоренность. Мартин, Оливер и Софи по очереди болели всем, чем можно, заражая Марту. Кроме того, Фрейд все еще боролся с последними главами «Толкования сновидений», и его издатель, Франц Дойтике, уже не надеялся встретиться с ним. Дойтике владел небольшим научным издательством в Вене и сначала очень удивился теме книги, но не более, чем «Исследованиям истерии», которую он уже издал.
Семья осталась в городе, и по мере того, как тянулись летние дни, все чаще ограничивалась домом. Обычно было слишком жарко, чтобы гулять, и все старались завершить дела до полудня. Внезапная гроза почти не принесла облегчения, а вечером воздух был неподвижен и влажен.
— В Америке у всех электрические вентиляторы, — намекнул Оливер.
— Это единственная причина туда отправиться, — усмехнулся отец.
По возвращении из Швейцарии Минна и Фрейд договорились, что их связь не может продолжаться на Берггассе, девятнадцать. Но это не мешало им иногда встречаться в маленьком пансионе около вокзала или продолжать допоздна обсуждать его исследования. Всякий раз, когда Зигмунд звал Минну после ужина, а дети уже лежали в постели, она переодевалась в платье из муслина, наполняла кувшин холодным пивом или лимонадом и спускалась к нему. Минна носила шелковый веер в кармане юбки и порой прикладывала влажную ткань к затылку, когда они тихо беседовали ночью о работе Зигмунда — толковании снов, о его пациентах, самоанализе, и всегда — о сексуальных корнях неврозов. В конце концов, жара добралась до обоих.
— Я не могу продолжать. Это похоже на духовку. И плечи болят, — пожаловался Зигмунд, накурив так, что Минна едва дышала.
— Хочешь ведерко со льдом? Я могу сбегать наверх. Или я помассирую тебе шею?
— Нет. — Он встал и пренебрежительно отшвырнул сигару. — Слишком душно. Довольно на сегодня. Закрой окно, пожалуйста.
— Конечно. Спокойной ночи.
— Да. Спокойной ночи, дорогая.
Фрейд постоянно был поглощен своими исследованиями и становился все более одержим ими. Ночь за ночью оставался в своем задымленном кабинете, открыв все окна, в обнимку с запотевшим пивным кувшином, читая истории болезней и царапая обильные примечания на полях.