Любовница Леонарда
Шрифт:
— Жена попросила меня уволиться. Сказала, чтобы я выбирал: или склад, или семья. И я сделал свой выбор!
— А Дианка подумала, на что вы будете жить? — спросила девушка. И, не совладав с эмоциями, сорвалась на крик: — Я на тебя понадеялась, как на ответственного человека, доверила серьезную должность, а ты…
— Нечего на меня орать! — повысил голос и Грицай. — У меня семья рушится, и мне глубоко плевать на твой склад и твое доверие!
Услышав эти слова, фермерша опешила и пришла в себя не сразу.
— Что же ты так со мной поступаешь? —
— Вот только не нужно закатывать истерик! — со злом оборвал Микола. И холодно, почти враждебно отчеканил: — Все, присылай кого-то, кто примет у меня дела. Я ухожу!
Поникшая, опечаленная Архелия довольно долго сидела на диване в гостиной, тупо уставившись в пол. Потом вдруг решительно вытерла ладонью глаза и стала звонить в контору.
— Люба, сходи на маслобойку и скажи Райке Сысоевой, что я прошу ее принять зерносклад. Хотя бы на пару месяцев, пока найдется подходящий человек.
— Хорошо, Лия, сейчас сбегаю! — пообещала секретарша. — Думаю, Раиска обрадуется такому назначению…
Бросив телефон на журнальный столик, девушка вскочила и взволнованно заходила по гостиной. Затем резко остановилась, затрясла в воздухе кулаками и с болью, мстительной решимостью и злорадством громко произнесла:
— Значит, тебе наплевать на меня? Ладно! Посмотрим, что ты запоешь завтра. Ты на пузе ко мне приползешь!
Она быстро отыскала Евдошкину тетрадь и стала лихорадочно листать ее.
Колдовских способов приворота мужчины было описано аж целых пять. Четыре из них не подходили, потому как ни крови, ни фотографии, ни нательного белья Миколы у Архелии не было, так же как и возможности подсыпать ему в еду или питие любовное зелье. Оставался пятый способ — ритуал с куклой.
Девушка, не мешкая ни минуты, приготовила все, что требовалось для его проведения: кусок воска, четыре свечных огарка, красную нить, тряпицу, ржавую цыганскую иглу и спичку. К этому прибавила трусы, сняв их с себя, так как были нужны обязательно ношенные и нестиранные.
Пошла на кухню и первым делом растопила в кружке воск, вылепила из него фаллос. Потом из тряпки сделала фигурку человека; там, где пах, вставила спичку, как бы подчеркивая, что это мужчина. В миску налила воды, бросила в нее иголку и требовательно окликнула:
— Палаксена! Палаксена, ты где?
Немного подождала и опять, уже громче:
— Палаксена! Палаксена! Ты где?
Звякнуло оконное стекло, по кухне пронесся вихрь и заскрипели половицы.
— Я тута!
Архелия огляделась. Ухмыляющаяся бесовка в черных ажурных перчатках сидела на полу у самого стола.
— Приступай, мамзеля! — прошепелявила она, приглаживая взъерошенные волосы на макушке.
Ведьма взяла куклу и, ткнув в нее пальцем, задала вопрос:
— Палаксена, это кто?
— Дурной хлопец Микола! — ответила та скороговоркой.
— А это что? — девушка указала на восковой фаллос, лежавший
— Да ведомо что! — бесовка скривила рот в ухмылке и застенчиво потупилась. — Ловко ты его слепила…
— Не стынь, не холонь, не бурли, не кипи! — начала Архелия речитативом читать заговор на воду, одновременно зажигая огарки свечей, расставленные вокруг миски. — Поглоти да вбери да впитай мой наказ! Мое слово — огонь, моя воля — булат…
Окончив, взяла в руки куклу, макнула в воду и отложила в сторонку. Потом положила на ладонь красную нить, поднесла к губам и, подглядывая в тетрадь, истово зашептала заклятие:
— Стреноженный конь — раб луговой, привязанный вол — раб дворовой, Миколин уд, спутанный мной, — раб мой! Вейся веревочка, вейся, красная, крепчай, не порвись, как узда, становись и воле моей покорись! Стреножь, привяжи, опутай и удержи!
Продолжая бубнить, девушка подобрала тряпичного мужичка, несколько раз обмотала ниткой спичку, торчащую из него, и опустила в воду. Тут же схватила восковой фаллос, на секунду зажала между грудями и бросила в кружку, стоявшую на газовой конфорке.
— Мое тепло согревает, чужое — отвращает! Мой жар наполняет, чужой — иссушает! Со мной горяч, с другой — что лед! Со мной пригож, с другою — дряхл. Со мной растет, с другою — вянет! Во мне — кочан, в другой — стручок! Как тает воск от огня, так тает воля раба моего Миколы! Не помыслит он о всякой другой, не прельстится иным лоном, а токмо моим! По слову моему да по повелению четверицы черной, коей бью челом, будет так!
С этими словами Архелия подожгла газ и, вскинув голову, крепко закрыла глаза. А через пару минут, когда воск расплавился, выплеснула его на свои трусы и скомкала их. Затем достала из миски иголку, воткнула ее в этот комок и снова прошептала заклятие.
Палаксена все так же сидела на полу у стола, зачем-то описывала тонкими ручонками замысловатые круги вокруг головы и что-то про себя шептала.
Ведьма взяла миску, пошла в туалет и вылила воду в унитаз. Вернувшись, подобрала мокрую куклу и свои трусы, бросила в пустое мусорное ведро.
— Я должна это сжечь? — спросила, рассеянно взглянув на бесовку.
— Угу! — кивнула та. — Но не сейчас! Нужно, чтобы лялька обязательно подсохла. Ты, прежде чем поджигать, облей ее керосинчиком или чем-нибудь горючим. А как только все это превратится в золу, твой Микола уже не волен будет управлять своими помыслами…
— Пепел куда девать? — уточнила девушка, вспомнив, что Евдошка придавала большое значение захоронению хлама, остававшегося после проведения обрядов.
— Вынесешь в безлюдное место и прикопаешь! — посоветовала Палаксена, поднимаясь с пола. — Но, гляди, избавляйся от этого без промедления! Как перегорит, так сразу и относи!
Архелия взглянула на нее с тревогой:
— Ты что, собираешься удалиться? Побудь немножко со мной! Посидим, поговорим, выпьем чаю. А то мне одной еще долго не успокоиться. Что-то тревожно на сердце, волнительно…