Любовница на двоих

Шилова Юлия Витальевна

— Как это не можете?

Я начал сходить с ума. Я жду телефонного звонка, прислушиваюсь к шагам на лестничной клетке, всматриваюсь в лица прохожих. Я не смогу без нее жить. Я ее люблю. А вы когда-нибудь любили?

— Да, я и сейчас люблю.

— Я тоже сейчас люблю… А ваш любимый человек рядом?

— Пока да.

— А моего нет.

— Простите, мне пора, — быстро проговорила я и побежала вниз по лестнице.

Глава 25

Я не помню, как очутилась на улице. Остановилась, когда поняла, что хромаю. Вероятно, прыгая через ступеньку, я подвернула ногу. Мне не следовало врываться в их дом. Но я принесла немного денег… Хотя что такое деньги?!

Да ничего! Еще недавно я думала, что весь мир будет лежать у моих ног, если у меня будут деньги, а теперь знаю точно, что не в этом дело! Господи, как я ненавижу деньги, нашу зависимость от них. Если нет близкого человека, деньги не спасут. На них не купишь счастье и не устроишь личную жизнь. На них устроишь только свой быт, но будешь ли ты счастлив » этом быту?! Хотя нет, деньги нужны ребенку. Ребенок должен хорошо питаться, иметь игрушки». А может, я была не права? Может, я должна была признаться Павлу в том, что его жены нет?! Может быть, следовало рассказать, как она умерла и как любила его и каялась перед смертью?! Одному Господу Богу известно, где находится ее тело. Был бы хоть памятник. Ведь могилка — единственное, что останется тому, кто потерял любимого человека. На могилку можно приходить, разговаривать, часами смотреть на фотографию, думать, опрокинуть стопку, в конце концов. Словно этот человек и не умирал вовсе. Словно он по-прежнему рядом, только он и превратился в безмолвный мрамор, который все слушает, понимает, переживает, но не может ответить. Нет, я правильно сделала, что не рассказала Павлу правды. Человек должен на что-то надеяться, чему-то верить. Жизнь без надежды и веры теряет смысл.

Вывихнутая нога ныла так сильно, что я не могла двинуться в дом, из которого вышла. Я даже не старалась, я просто машинально нашла нужные окна и нужный балкон. На балконе седьмого этажа стоял седоволосый Паша и смотрел на меня странным взглядом. В нем читалась беспомощность, растерянность и безысходность. Этот взгляд настораживал и пугал, притягивал и в то же время отталкивал…

Павел облокотился на перила, перегнулся и рухнул вниз.

— Человек с балкона выбросился! — закричала какая-то женщина.

Рядом с лежащим Павлом собралась целая толпа бурно жестикулирующего народа. Я не видела этих людей, я только слышала их голоса. Они то отдалялись, то приближались.

Мне показалось, что на некоторое время я вообще потеряла зрение.

— Алкоголик, наверно.

— На наркомана не похож!

— Псих, точно! У них по осени обострение. Сейчас в больнице мест нет, так их на волю выпускают.

— Да вроде приличный мужчина на вид.

— Приличный мужчина с балкона прыгать не будет…

— А может, его кто столкнул?!

— Да никто его не толкал, сам прыгнул. Захотел покончить жизнь самоубийством и покончил. Сейчас это сплошь и рядом. Может, его на работе сократили?!

— А может, зарплату не выплатили?!

Все последующее я вспоминаю теперь как сон. Вой сирены, «скорая помощь» и одно-единственное слово: «Мертв». В то мгновение на меня подул странный ледяной ветер, я ощутила страшный озноб. Затем милиция. Соседи, говорившие о Павле, как о крайне порядочном, положительном человеке, отличном семьянине. А затем детский, пронзительный крик… Девочка на балконе отчаянно кричала и звала на помощь. Мне захотелось растолкать эту толпу, броситься к подъезду, схватить Машеньку на руки и унести ее подальше от этого ужаса, но я не могла сдвинуться с места. К подъезду направилась милиция, врачи и еще какие-то люди. Я знала, что мне туда нельзя.

Если я поднимусь, милиция узнает, что я была последней, кто видел Павла, и сразу заинтересуется моей персоной, а это приведет к самым нежелательный последствиям. Цепочка тянется в Штаты. Очень долгая и уж очень криминальная…

— Это девочка, Машенька, — послышался чей-то голос, — его дочка.

— А

жена где?

— Ее что-то давно не видно.

— Говорят, что она то ли беременная, то ли сильно располнела.

— А вот Машенькина бабушка идет.

Я увидела пожилую женщину, которая почти бежала к подъезду.

Я устало прикрыла глаза, постояла несколько минут, вновь взглянула наверх: на балконе уже никого не было. Я пошла прочь. Уходя все дальше и дальше от дома Дины, я все глубже осознавала, что виновницей произошедшего являюсь только я сама… Наверно, я пошатывалась, словно пьяная, прохожие обращали на меня внимание.

У первого попавшегося бара я собрала последнюю мелочь и заказала немного виски. Вывихнутая нога сильно болела. Я тяжело вздохнула, вытерла мокрые глаза. Какая же страшная штука жизнь! Была семья — и нет семьи. И дело не в том, что этой семье не хватало денег. Видимо, в последнее время у них что-то разладилось. Ведь брак в начале семейной жизни и брак годы спустя совсем разные реши. Они прожили вместе больше пяти лет, все стало обычным, ушла страсть. Люди привыкли друг к другу, а это не так хорошо, как кажется. Они перестают друг друга интересовать.

Потягивая виски, я задумчиво смотрела на парочку, ругающуюся за соседним столом. Жена прилюдно ругала мужа за то, что он не отдал ей всю зарплату до конца, а оставил немного денег себе. Муж оправдывался, просил не кричать и нервно оглядывался по сторонам. Господи, и зачем нужен такой брак, подумала я. Уж лучше быть одной. К черту такие отношения.

Допив виски, я пожалела, что у меня больше нет денег, а то бы я повторила. Неожиданно у входа в бар я увидела Игоря, Сашиного брата, он разговаривал с каким-то неприятным мужчиной, я, сама не зная, зачем это делаю, вскочила, похлопала по плечу замученного мужчину, которого по-прежнему отчитывала жена, и со словами: «Найди себе ту, которая будет не только считать твои деньги, но и уважать твое человеческое достоинство», — вышла из бара.

Игорь и неприятный мужчина сидели на лавочке неподалеку. Я обошла бар с противоположной стороны и встала за большое дерево, прямо за их лавочкой. Игорь был совсем не таким, каким я увидела его в первый раз. Он был бледен, постоянно курил и плевал прямо на землю. Нет, в нем не было ничего общего с Сашей, ничего…

— Игорь, ты уверен, что ты этого хочешь?

— Я долго об этом думал. Я хочу этого.

— Но ведь он твой родной брат!

— Я не виноват в том, что он до сих пор не может успокоиться. Понимаешь, если я сейчас возьму свою жену, укачу на Канары и куплю там приличный дом, то вызову у него подозрения. Он будет меня искать. Не понимаю, на кой хрен мне деньги, если я не могу ими пользоваться?!

— Ас чего ты взял, что он будет тебя искать?!

— Конечно, будет. Мы же братья. Он вообще считает, что мы не проживем друг без друга и дня.

— Но как он тебя будет искать, если у него нет денег? Сам знаешь, без денег никуда. Да и не может он объездить весь мир…

— Я думал об этом. Я не смогу так жить — в страхе, что он меня найдет и спросит с меня по полной программе. Меня будет мучить совесть.

— А если его убьют, она не будет тебя мучить?

— Если я буду знать, что его больше нет на этом свете, станет намного легче. Я должен быть уверен, что мне больше ничего не угрожает. Ведь я до сих пор ничего не истратил из этих денег.

— Ты хочешь, чтобы я сделал это сегодня?

— Да. Больше не могу с этим тянуть. Он собрался жениться на дочке какого-то крутого бизнесмена. Если я затяну, они поженятся, девчонка останется вдовой и обязательно попросит папашу расследовать это дело. Они выйдут на меня… Его нужно убирать скорее, пока он один, как вольный ветер. Если его не станет сейчас, никто даже не заметит. Разве что эта дряхлая старушенция, его соседка, которая одной ногой стоит в могиле.

— А как же девчонка?