Любовница по контракту

Кендрик Шэрон

В растерянности она покачала головой. Поставив на поднос тарелку с домашним печеньем и кофе, она вернулась в гостиную. Паскуале внимательно изучал одну из ее картин, словно собирался подвергнуть детальному разбору.

Будь вежливой, напомнила себе Зуки. Выпей с ним кофе. Как это принято повсюду в Европе. Может быть, это заставит его быть галантным, а не возбудит в нем страсть.

Кажется, Паскуале все понял. Он взял из ее рук поднос и поставил его на столик около дивана. Она села, он опустился на диван напротив.

Зуки

не привыкла, чтобы мужчины вот так непринужденно рассиживались у нее дома; но присутствие Паскуале кажется таким естественным, подумала она, наливая кофе. Такой мощный и одновременно такой грациозный и раскованный… Он взял из ее рук кружку, поблагодарил и, посматривая на нее из-под полуопущенных густых ресниц, сделал один глоток.

– Отличный кофе, – произнес он с наигранным удивлением.

– Хочешь сказать, для англичанки?

– Извини, это прозвучало высокомерно.

– Ну что ты! Ты великолепно говоришь по-английски, – заметила она.

– Сдаюсь! – сверкнул он глазами.

Она поймала себя на том, что в интеллектуальном плане Паскуале нравится ей не менее, чем в физическом. Но это было еще хуже. Не хочу, чтобы он казался мне все более привлекательным, жалобно простонала она про себя.

– Хочешь печенья?

– Спасибо. – Взяв печенье и надкусив его, он поднял одну бровь. – Тоже очень вкусно. Неужели сама пекла?

– Да, сама. Удивлен? – насмешливо спросила она.

– Еще как.

– Почему?

– Твоя квартира полна сюрпризов.

Широким жестом смуглой руки он обвел комнату – темно-красные стены, служившие таким выигрышным фоном для ее картин, ряд ярких красивых ваз, украшавших каминную полку, расшитые цветные подушки, привезенные из Индии, которые, казалось, должны были бы дисгармонировать со светло-вишневой обивкой дивана, на самом деле великолепно оттеняли ее.

– Что ты имеешь в виду?

– Эта комната – полная противоположность тому, что я о тебе думал.

– А что ты ожидал?

– Нечто строгое, элегантное и обтекаемое.

– А то, что ты увидел, кажется тебе?..

– Фантастическим и прекрасным, но небезопасным. Я думаю, в такую комнату никогда не допустят дизайнера, но это и не комната независимой деловой женщины, – заключил он.

Зуки не сомневалась, что у него большой опыт по части определения стиля в квартирах женщин.

– А ты видишь меня именно такой – независимой деловой женщиной?

– Разумеется. А разве это не так?

Возможно, так оно и было. Но звучало как-то уж очень холодно.

– Конечно, – пожала она плечами.

– А ты, оказывается, мелешь кофе и печешь печенье.

Это замечание она не могла оставить без внимания!

– Я все-таки женщина, – промурлыкала она с притворным смиреньем.

Паскуале улыбнулся, оценив насмешку.

– В этом нет сомнения.

Допив кофе, он откинулся на спинку дивана и, заложив руки за голову, стал разглядывать ее картины.

– Ты

все еще занимаешься живописью, и у тебя хорошо получается.

Его похвала была ей приятна. Даже очень.

– А почему тебя это удивляет? Мне всегда это нравилось. Помнишь?

– Помню. Я уже тогда считал, что ты должна заняться живописью профессионально. Вместо этого ты решила зарабатывать своей внешностью.

– Это потому, что манекенщицам хорошо платят, а художникам – нет, – вспылила она. – И в отличие от тебя мне пришлось самой зарабатывать себе на жизнь!

– А меня ты представляешь именно таким? Бедный богатенький мальчик? Думаешь, мне поднесли все на тарелочке? Ошибаешься. Отец захотел, чтобы я начал с самой нижней ступеньки. Он должен быть уверен, что я досконально изучу бизнес. Знаешь, путь сына босса не усеян розами. Люди ненавидят тебя уже за то, что тебе когда-нибудь достанется большое наследство. Это неизбежно приводит к тому, что ты оказываешься в изоляции. Я чертовски много работал, чтобы моя компания стала сегодня такой, какая она есть, и продолжаю работать.

– Звучит невесело, – тихо сказала она.

– Немного. Меня возмущает, что за все эти годы мачеха растратила так много денег, но, к счастью, положение скоро изменится.

– Да?

– Мой отец сейчас с ней разводится, – сурово улыбнулся он. – Процесс затянулся, но уже виден просвет.

– В сущности, ты осуждаешь мачеху за то, что она несколько увлеклась кредитными карточками?

– Можно простить жадность, – ответил он резко, глядя прямо ей в глаза, – неверность – никогда.

Этот взгляд заворожил ее. Вот уж кому не надо бояться неверности, подумала она. Ни одной из его женщин никогда и в голову не придет взглянуть на другого мужчину.

– А как поживает твоя сестра? – неожиданно спросила она. – Чем она занимается?

– Франческа вроде тебя – независимая деловая женщина. У нее адвокатская контора в Риме.

У Франчески? Сумасшедшая, взбалмошная Франческа – адвокат?

– Боже правый, – отозвалась Зуки.

– Теперь настал твой черед удивляться, – заметил он.

– Да уж. Должно быть, она сильно изменилась?

– Изменилась. Мы перевели ее в пансион поближе к дому, и это пошло ей на пользу.

Зуки ждала, что он начнет ворошить прошлое, припомнив ее старые грехи, но он огорошил ее совсем другим.

– Тебе никогда не хотелось иметь семью, Зуки? – неожиданно поинтересовался он. – Мужа и кучу детей?

Сердце Зуки сжалось, когда она представила себе описанную им картину, но внутренним взором в качестве мужа она видела лишь Паскуале, а дети все, как один, были такими же черноглазыми, как он.

– Да нет. – Она еле сдержала дрожь в голосе. – Ведь я независимая деловая женщина, муж и дети не очень хорошо вписываются в мой образ жизни.

– Поэтому ты не вышла замуж? – настаивал он.