Любовник Большой Медведицы
Шрифт:
«Слоны», лежа на сене, курили.
— Есть будете? — спросил мелинарь у Гетмана.
— Нет. Возвращаемся сейчас. Нужно до утра границу перейти. Выпьем — и в дорогу, — ответил контрабандист.
— Как хотите, — ответил мужик.
— Может, яблок принесете немного? Добрая у вас антоновка, — послышался голос кого-то из «повстанцев».
— Антоновка у меня знаменитая, — сказал мелинарь и, спрятав лампу под кожух, вышел из амбара.
Стало темно. Во мраке светятся огоньки папирос. Слышатся обрывистые фразы. Всем
— Грабарь — у ворот. Ты — в середину.
— Пошло! Первая категория! — шепчет Грабарь.
Выходим из укрытия и в темноте движемся вперед.
Я держу в левой руке фонарь, а в правой — снятый с предохранителя парабеллум. Подхожу к тихо разговаривающим «повстанцам». Жду.
— Тут кто-то чужой! — раздается голос из темноты.
Тогда зажигаю фонарь и выставляю вперед парабеллум. От ворот амбара и от сусеков светят фонари коллег.
— Руки вверх! Раз-два! А то — пулю в лоб!
— Всем лечь навзничь! — кричит Грабарь.
Все смолкли. Вижу: Гетман потихоньку опускает руку. Знаю: за револьвером лезет. Щур идет к воротам. Открывает. Выкидывает наружу носки со шкурками. Я по очереди обыскиваю «повстанцев». Начинаю с Гетмана, забираю заряженный наган.
— Что, тоже зубы есть? — говорю ему.
Вскоре кончил обыскивать. У сопровождающего нашел с тысячу рублей золотом.
— Пойдем! — зовет Грабарь.
Я иду к открытым воротам. Потом поворачиваюсь и говорю:
— До утра чтоб никто и носу не смел сунуть наружу! Если кого за амбаром поймаем — пристрелим!
Когда вышли во двор, увидели издали идущего с лампой в руках мелинаря. Лампа была прикрыта полой кожуха и бросала наземь дрожащий отсвет. Я подскочил к мужику. Вынул из рук кошелку с яблоками, поставил наземь. Посветил ему в глаза фонарем и говорю:
— Ты арестован! Из амбара не выходить, пулю схлопочешь!
Отомкнул ворота и впихнул в амбар обомлевшего со страху мужика. И замкнул ворота на засов.
Мы с Грабарем взяли по две носки, Щур — одну. Пошли неторопливо вперед. Окутал нас густой мрак. Несли мы тяжелый груз, часто приходилось отдыхать. До утра чуть управились добраться до нашей мелины в Красносельском лесу. Вечером того же дня принесли товар в местечко, и Щур его скинул с большой потерей.
А через два дня снова положили мы группу Гетмана. Щур узнал в местечке: теперь она идет на другую мелину. Прибежал к нам днем.
— Ну, хлопцы, — сказал, блестя зло глазами, — сегодня Гетман со своими снова в дорогу направился. Если потрясем их прямо тут, в местечке, то-то хаю будет, вуй! Идут с амбара Мальцысяка, из Загумення. Только делать, чтоб на ах! Всыпем по первое число!
Вечером устроили мы засаду у амбара, где должны были собираться «повстанцы» из партии Гетмана. Когда совсем стемнело, перелезли через ограду и залегли в грязи шагов за десять от ворот амбара. Слышали,
— Все уже? — раздался голос Гетмана.
— Янки Келба не хватает! — ответил кто-то.
— Сейчас придет. Пошел за спиртом для нас, — ответил другой контрабандист.
Через несколько минут услышали звуки торопливых шагов. Идущий повернул к амбару, отомкнул ворота и вошел. Вскочили мы на ноги и вслед за ним ворвались в амбар. Почти одновременно включили фонарики и, выставив вперед, под лучи света, револьверы, скомандовали:
— Руки вверх!
— Всем сесть!
Снова обыскиваю «слонов». И снова начинаю с Гетмана. Опять забираю у него заряженный наган. И говорю:
— Если еще раз найду у тебя такую игрушку, с нее же тебе мозги вышибу! Понимаешь?
Обыскал всех «слонов». Делал это нарочито медленно. Тем временем Грабарь повыкидывал с амбара носки, а Щур отнес их, по две за раз, далеко в поле. Потом я приказал контрабандистам не выходить до утра из амбара и замкнул ворота. Натурально, они нас не послушались, повылазили раньше, но нам было все равно.
Понесли товар скупщику, которого Щур предупредил днем. Через полчаса после агранды товар уже скинули. Взяли едва третью часть от стоимости. Щур смеялся:
— То-то болтовни будет! То-то шума! Но мы свое все-таки сделали. А если опамятуют да снова пойдут, и в третий раз положим их!
Несколько дней мы потратили на сбор в одном месте товара, разбросанного по разным мелинам, и на перенос его к скупщику. Скинули все, вздохнули с облегчением и решили немного передохнуть.
Мы с Грабарем днями спали в винокурне, а ночами бродили близ Ракова. Ходили по полям, лесам, дорогам, временами заглядывали и в местечко. Щур тем временем искал работу на будущее. Встречались мы с ним по ночам.
Набралось у меня, кроме тех шести тысяч долларов, которые дал на сохранение Петруку, еще восемь с половиной тысяч долларов и почти две тысячи рублей золотом. Большую часть тех денег я прятал в тайнике у Вороненка. Грабарь свои тоже там прятал. Называли мы тот тайник (дупло старой липы) нашим «банком».
Однажды вечером пошел вместе с Грабарем и Щуром к Мамуту, который охромел так сильно, что вынужден был бросить контрабанду. Коллега поздоровался с нами радостно. Занавесил окна шторами, закрыл ставни. Мамут долго ко мне присматривался, а потом пробормотал медленно, с усилием выговаривая слова:
— Ты что, правда… того… этот самый?
— Чего того? — спрашиваю.
— Агент.
Щур прыснул со смеху и говорит:
— Темень у тебя в голове, Мамуте. Это ж мы все вместе «повстанцев» кладем. Понимаешь? Кроем мы их и там, и тут. А его видели, когда их тряс, вот и болтают!