Любовник ее высочества

Смит Хейвуд

Слуга нервно взглянул в сторону сада.

– К сожалению, господин, я не знаю. Ее милость часто прогуливается в это время дня одна. Но к обеду всегда возвращается.

Филипп остановился.

– И вы оставляете ее без сопровождения? Вы не знаете, что это опасно? Кругом бродят отряды мятежников.

– Нас не спрашивают, ваша милость. Ее милость запретила нам следовать за ней. Сказала, что желает уединения.

Филипп рванул застежку своего камзола.

– Какой-то сумасшедший дом! – Он бросил на канапе пистолет, следом – шпагу и ножны. –

Вы совсем потеряли разум, позволяя вашей госпоже бродить без охраны? Вы не знаете, что идет гражданская война? Может случиться что угодно! Кто-нибудь мог даже попытаться похитить ее.

Тот, очевидно, понял саркастическую ссылку Филиппа на неудачный визит лейтенанта Веркруа. Его лицо пошло пятнами.

– Простите, господин, мы делали только то, что велела мадам герцогиня. Прошу вашу милость понять нас.

– Иди и скажи Мари, чтобы немедленно упаковала вещи своей госпожи. И пусть поспешит. Как только я буду готов, мы тотчас уедем – с багажом или без багажа. – Он швырнул свой камзол. – Пусть его почистят и выколотят. Принеси воды умыться и чистую рубаху. И немного еды.

Он крикнул старого дворецкого, и тот объяснил ему, что мадам герцогиня у старой мельницы, где она гуляет под неусыпным присмотром.

Через полчаса Филипп подкрадывался к спящему конюху, который, предполагалось, охраняет свою госпожу.

Охраняет, как же! Какая защита от спящего?

Одной рукой он прикрыл рот похрапывающему парню, а другой потряс его, чтобы разбудить. Несколько секунд тот отчаянно сопротивлялся, но, узнав своего хозяина, вытаращил глаза.

Филипп жестом приказал ему не шуметь, потом отпустил его, прошептав:

– Немедленно возвращайся в конюшню и проследи, чтобы мой конь был готов.

Парень кивнул и скрылся из виду.

Филипп осторожно шел по краю вечнозеленых зарослей, отодвигая цепкие ветки болиголова. У последнего куста, скрывавшего тенистую поляну и полуразрушенную мельницу, он остановился и осмотрелся. Ни одно движение не нарушало мир и покой.

И вот он увидел ее.

Анна-Мария сидела, приютившись у выступа гладкого замшелого камня. Простое платье обтягивало ее колени, зеленая ткань сливалась с лишайником под ногами. Нежная кожа резко выделяла темную заплетенную косу, перекинутую через плечо.

Он забыл, как прелестна его жена. Она казалась сказочной принцессой лесных эльфов, сидящей на незамысловатом троне. На ее лице было выражение острой тоски. Она медленно листала тоненький том.

Шагнув вперед, он произнес:

– Мадам, я хотел бы поговорить с вами.

Анна-Мария вздрогнула от неожиданности. Она соскользнула с валуна и встала, прижав томик к груди, словно защищаясь.

– Что вам угодно?

Он подошел совсем близко и ощутил слабый аромат сирени, идущий от ее кожи, одежды и волос.

– Я думал, что в моей записке все было ясно сказано, – он подпер рукой бедро. – Как показал случай с Веркруа, посылать за вами бессмысленно. Вот я сам и приехал. – Филипп вздохнул. – Прекрасный парень этот Веркруа. Я послал

его, чтобы он отдохнул от лагеря. У него не было отпуска больше года.

– Мне жаль, что пришлось осложнить жизнь этому несчастному. – Зажатая между выступом скалы и им, она попыталась отодвинуться, но он, как в зеркале, повторил ее действия, отрезая ей путь. Голос Анны-Марии дрогнул: – И я должна извиниться за то, что произошло той ночью перед тем, как вы уехали. – Взгляд ее огромных темных глаз был устремлен на его лицо. – Я не хотела оставить вас на всю ночь, Филипп. Я заснула и, проснувшись, поняла, что натворила. А потом побоялась вас развязать, и прошу простить меня за это.

Он выпрямился, воспоминание о прошлом унижении ожесточило его. И слова, сказанные сухим тоном, прозвучали неискренне:

– Забудем о прошлом. Сейчас меня беспокоят более неотложные вещи. Я не могу больше тратить время и силы на то, чтобы думать, как вы доберетесь до Парижа. Восстание вот-вот разразится. Один бог знает, что произойдет, когда это случится. Я не могу оставить вас здесь без защиты.

Глаза Анны-Марии сузились.

– Надеюсь, вы сумеете мне объяснить, почему я буду в большей безопасности в стенах осажденного города под «защитой» той самой женщины, чьи легионы готовы разрушить всю столицу.

Проклятье! Он постарался скрыть раздражение.

– Великая Мадемуазель предложила вам защиту в своем дворце и место в своей свите. Я знаю, вы не хотите быть при дворе принцессы, я тоже не хочу этого, однако у нас нет выбора. Если завтра вы не будете во дворце, принцесса пошлет вооруженный конвой, и они доставят вас силой.

Внезапно весь накал и напряжение последних недель навалились на него. Он устало продолжил:

– У меня нет больше времени. Я работаю по двадцать часов в сутки, стараясь, чтобы Франция уцелела. Во дворце, по крайней мере, вы будете в безопасности. Это я могу обещать.

Анна-Мария не шелохнулась.

Филипп напрягся. В последние недели он на протяжении множества драгоценных часов обговаривал вопросы ее безопасности. Он спустил целое состояние на различные выплаты и взятки, чтобы сохранить их имущество от возможной конфискации, если вдруг победят бунтовщики. Но вместо того, чтобы положиться на него, его жена бросает ему вызов.

– Я совершенно не обязан объясняться по этому поводу, мадам. Я могу лишь напомнить, что вы обязаны делать то, что я скажу.

Руки Анны-Марии сжались в кулаки.

– Я знаю, что оскорбила вас, оставив связанным, Филипп. Но, что бы я ни сделала, это не оправдывает того унижения, какое вы мне предлагаете. Мне неважно, что она принцесса. Я не позволю передать себя в руки этой женщины.

– Вы сделаете, как я пожелаю. Такова моя воля – вы примете сердечное гостеприимство герцогини де Монпансье.

Прежде чем она успела сообразить, он быстро наклонился и ловко взвалил ее на плечо.

– Как вы смеете! Пустите меня! – Она отбивалась изо всех сил, коса, болтаясь, молотила по нему.