Любовник из Северного Китая
Шрифт:
— А потом я смогу вернуться в пансион?
— Нет.
Она смеется:
— Я все же вернусь. Потом.
Он смеется вместе с ней. Маленькие бары вдоль каналов, водка и деревенский нем, перед этом никто не может устоять. И перед ночным портом тоже.
Сначала они едут к транспортной конторе. В автомобиле он привлекает ее к себе. Хочет поцеловать. Она сопротивляется, потом сдается.
Он полон любви к этой худенькой девочке, у которой почти нет груди, непредсказуемой, жестокой.
Они останавливаются возле парохода, готового к отплытию.
На его передней палубе —
Белые женщины танцуют с офицерами. Они не накрашены. Это работницы порта, выглядят вполне прилично.
Все танцуют молча, словно разговоры здесь запрещены. Танцоры серьезны, особенно женщины, которые танцуют почти профессионально и улыбаются, как монахини. Все довольны, из принципа. На женщинах светлые платья с едва заметным цветным узором. Такие сцены девочку всегда завораживают. Увидав пароход, она просит китайца остановиться, и, отодвинувшись от него, смотрит на бескровный палубный бал.
Китаец не доволен этой паузой в их прогулке. Но в конце концов он всегда делает то, что хочет девочка.
Девочка долго не могла понять, что же было для нее такого притягательного в этой сцене, не мог понять этого и китаец. Спустя много лет она вдруг вспомнила о ней: перед ней вновь возникла отчетливая картина бесцветных и бессловесных пар, танцующих на палубе, возникла, как сцена из ее же собственной книги, к которой она еще не приступала, но которую вынашивала в себе долгие годы, готовясь сесть за нее каждый день, каждое утро до того самого момента, когда память вдруг прояснилась, словно вырвалась наконец из дебрей ненаписанных книг. [9]
9
Имеется в виду «Эмили Л.»
Они проезжают через весь город, пораженный бессоницей, раздавленный ночной жарой. Ни дуновения ветерка.
Девочка спит. Китаец слушает, как шофер поет маньчжурскую песню, грубоватую и нежную, то срывающуюся на крик, то переходящую в едва слышный шопот.
Он относит ее на кровать. Гасит свет.
Курит опиум в полумраке комнаты.
Как обычно, по ночам до них доносится музыка, где-то вдалеке слышатся китайские песни. Потом, уже глубокой ночью — тихо-тихо звучит регтайм Дюка Эллингтона: перелетает через улицу, проникает в комнаты через закрытые двери. А потом еще позднее и совсем одинокий «Вальс-Отчаяние» из начала нашего романа.
Кинотеатр «Эдем» в Сайгоне.
Шофер остановил автомобиль возле лицея.
Ждет, пока не закрывают входную дверь.
Девочка не приходит.
Он уезжает. Едет по улице Катина.
Видит девочку, она с белым юношей, видимо, братом, и с очень красивым молодым туземцем, одетым так же, как и брат. Все трое выходят из кино.
Шофер уезжают в Шолон предупредить хозяина.
Китаец ждет в своей комнате.
Шофер рассказывает ему о кинотеатре «Эдем».
Китаец объясняет ему, что девочка часто ходит в кино, что она ему об этом говорила, а юноши, которых он видел вместе с ней, это Чанх, шофер его матери, и ее младший брат Пауло.
Они едут к кино.
Девочка
— Все мое семейство приехало из Виньлонга… мы сходили в кино с Чанхом и Пауло. Я сказала им, что ты приглашаешь их в ресторан, в Шолон.
Она смеется. Он тоже начинает смеяться. Страх проходит. Младший брат и Чанх здороваются с китайцем. Хотя младший брат вряд ли узнал китайца. Он смотрит на него удивленными глазами, как ребенок, и не понимает, почему китаец тоже так пристально смотрит на него. Он не помнит, что уже видел его в Садеке. А вот Чанх конечно же узнал его.
Девочка говорит, что они смотрели фильм «Голубой ангел», и она пока не решила, понравился он ей или нет, скорее все-таки нет.
Тем временем к кинотеатру подъезжает «ситроен-В 12»: в нем мать и старший брат. [10]
Старший брат не здоровается с китайцем. Мать напротив, улыбается ему: «Здравствуйте, мсье. Как поживаете?»
Китаец взволнован тем, что вновь видит мать, теперь уже рядом с дочерью.
Оба брата и мать садятся в «ситроен».
10
«В 12» совсем не та развалюха, каким он был в «Плотине против Тихого океана». Здесь он, конечно, тоже далеко не новый, но не так громыхает и пылит, а главное — не вызывает всеобщего любопытства.
Китаец говорит, улыбаясь:
— Когда они здесь, ты меня не любишь.
Она берет его руку, целует:
— Не знаю, что и сказать. Мне хотелось, чтобы ты увидел их всех вместе хотя бы раз в жизни. Возможно, это правда, что их присутствие мешает мне видеть тебя.
Китайский ресторан.
Это тот же самый ресторан, где китаец с девочкой были в первый их вечер. Китаец выбирает столик подальше от главного зала. В главном зале, как и в тот раз, оглушительный шум.
Появляется официант, спрашивает, будут ли они пить аперитив.
Принимает заказ. Три мартель перрье и бутылка рисовой водки.
Им нечего сказать друг другу. Никто и не говорит. Молчание. Никто этому не удивляется, никто не смущается.
Официант приносит напитки. Полное молчание. Никто не обращает на это внимание, ни они, ни девочка. Как есть, так и есть.
Напротив они вдруг начинают чувствовать удовольствие от жизни, удовольствие от игры в эту жизнь.
Старший брат заказывает вторую рюмку мартель перрье. Мать к своей не прикасается, отдает ее старшему сыну. Никто не удивляется.
Официант записывает заказ на еду: жареная утка, китайский суп из плавников акул, блины из креветочного теста. Единственный критерий — коронный блюда этого ресторана. Естественно выбор падает на самые дорогие.
Мать читает меню, и кричит совсем тихо:»О-ля-ля, до чего же дорого!». Никто не отвечает.
Мать из вежливости и ради приличия делает попытку поговорить с китайцем:
— Кажется, вы учились в Париже, мсье.
Мать и китаец насмешливо улыбаются друг другу. Можно подумать, что они хорошо знакомы. Китаец отвечает в тон матери: