Любовник Павлова
Шрифт:
Нелегко – это упасть всего лишь с высоты собственного роста и очнуться в больнице, не чувствуя ног под собой, не в силах делать вообще ничего. Даже руку поднять и нос почесать. Или сходить в туалет без чьей-нибудь помощи.
Я представил, что бы мама сказала, получив на руки второго свернувшего шею сына, и мне отчего-то стало смешно. Аж в горле заклокотало.
– Эй, ты там живой?
Этот голос я узнал бы из тысячи. Вот какого хрена тут делает Павлов? Что ему в кабинетике своём роскошном не сидится?
Я повернул
– Не молчи, – сказал Павлов. – Живой или нет?
Живой, сообщил я, только не такими словами, и посоветовал ему идти мимо. Дерзкий стал, расхрабрился. А просто знал, что встану сейчас, кости в кулак соберу, и из моей жизни исчезнут и Павлов, и кинувшая меня на деньги сука, и Кирилл, всё эти Лазаренковские богатые и знаменитые.
Он присел на корточки, и я невольно посмотрел на его пах. Брюки сложились складками, натянулись, делая ему роскошнейший комплимент. Ну или у этого мужика и правда бычьи яйца.
Мне захотелось как можно скорей свалить от него далеко-далеко. Я упёрся ладонями в пол, попытался подняться, и мне это не удалось. Руки, как сухой камыш, подломились.
На моё плечо легла чужая рука.
– Что вам надо, а? Идите уже, куда шли.
Он принялся меня поднимать. Действовал уверенно, не жалел, когда я шипел и стонал. Поставил на ноги, и я вцепился в перила обеими руками. А этот самаритянин принялся меня отряхивать. А может, и лапать вот таким странным образом. В жизни не думал ощутить жёсткие ладони Павлова на своём бедном заду.
– Да оставьте вы меня уже в покое, а.
Павлов покачал головой, шумно вздохнул.
– Пошли ко мне, отлежишься.
– Чего?
– Как там тебя зовут?
Я молча уставился на него, а он на меня. Серьёзный мужик. Глаза серо-голубые, из-за напряжённого, вечно нахмуренного лица, кажутся грозовыми. Веет от него чем-то таким, что хочется тихо отползти огородами, лишь бы помощь его не принимать.
– Шли бы вы мимо, а?
– Шёл мимо, теперь не иду. А ты идёшь со мной. Вадим Хотов, да?
– Да. Но с вами я никуда не пойду. Не обязан. Я здесь больше не работаю. Уволили меня, – я бросил взгляд на часы, – минут двадцать назад.
– Понятно, – ответил он мне, усмехаясь как-то неприятно. – У меня твой телефон лежит в верхнем ящике стола. Не хочешь вернуть свою вещь перед уходом?
Павлов сам предложил, никто его за язык не тянул. А я мог продать телефон и за месяц заплатить за квартиру, и на еду ещё бы деньги остались.
– Хочу.
– Тогда пошли. – Он протянул мне руку.
Меня шатало, и он обнял меня за плечи, помогая идти. Запах его туалетной воды с древесными нотами бил в нос, а ещё, похоже, Павлов недавно употреблял. Что-то сладкое, наверное, шипучку.
А что, это тема. Они ж наверняка отмечали победу над бедной миллионершей, кинувшей такого богача, как я, на вшивые – для неё – тридцать
Когда мы поднялись по лестнице, идти стало легче, и я высвободился из захвата.
– Я сам пойду!
– Хорошо. – Павлов сунул руки в карманы брюк. Фыркнул, проследив направление моего взгляда.
Ну что за засада. Уже во второй раз я посмотрел на его пах. Недотрах, что ли? Есть такое, но Павлов, вообще-то, плюс-минус ровесник отца. Что, совсем сдвинулся, Дим, на старичков потянуло?
Я дошёл до его кабинета, с каждым шагом двигаясь всё уверенней. Места ушибов сильно болели, но подвижность телу вернулась. Сто процентов – идти нормально мне больше мешал страх, чем повреждения. Всё же я дико испугался оказаться в больнице со сломанной шеей. Уж лучше сдохнуть, чем стать для всех обузой, как Макс.
– Садись, отдохни, – сказал добрый сегодня Павлов, когда мы через приёмную с двумя красотками прошли в его кабинет. – Можешь лечь на диван, если хочешь.
Я упал в кресло, оно оказалось ближе. А на диване – нет уж, спасибо – мне в прошлый раз довелось посидеть. Когда он решил, что я отличная боксёрская груша, в самый раз для вымещения на мне праведной злости к геям.
Не думал я вернуться сюда. Оттянул галстук, так вдруг показалось тут душно.
Павлов подошёл к письменному столу, занял вращающееся кожаное кресло. Не откладывая дела в долгий ящик, достал мой телефон. Зачем-то покрутил его в руках, а затем… Я в жизни не думал, что он такое сделает. А он безошибочно, всего за пару секунд нашёл ту самую запись и включил её, ещё и на полную громкость.
Он внимательно смотрел на экран, а у меня горело лицо. По кабинету разносились мои давние охи и ахи, шлепки кожи о кожу, хлюпанье смазки.
– Выключите сейчас же! – Я вскочил на ноги и охнул.
Павлов медленно поднял взгляд на меня. Всего лишь посмотрел на меня, и я вновь сел в кресло, наклонившись вперёд, спрятал лицо.
Видео небольшое, там всего две минуты и двенадцать секунд. Я мог их перетерпеть и терпел. Пусть и плюнуть на всё и уйти хотелось не меньше, чем получить телефон и уйти.
Запись закончилась, и я поднял голову.
Павлов больше не казался мне ни добрым самаритянином, ни агрессивным гомофобом. Знал я такой взгляд, как у него, видел не раз. Не мог ошибиться в его очевидном значении.
Но Павлов ведь не такой, или я ошибаюсь?
Глава 2. Павлов. Ключ к замку
Мой коуч говорит, что полагаться на память нельзя. Сегодня мы помним о событиях прошлого одно, завтра – другое. Подстраиваем воспоминания под текущие интересы. И первый из них – комфорт восприятия собственной личности. Все мы хотим быть хорошими, даже если ели младенцев на завтрак когда-то там, в давнем прошлом. Мы не склеротики и не психи, когда стираем из памяти вкус их плоти и хруст их костей.