Любовники (На Ревущей горе, у Лимонадного озера.Царство покоя.В другой стране)
Шрифт:
— Пока я здесь, никто не причинит тебе никакого зла.
— А ты сможешь всегда оберегать меня, Майлз?
— Не знаю. Но постараюсь это сделать.
Никто из них обоих не был теперь так жизнерадостен и счастлив, как прежде. Конечно, Майлз никогда не признался бы в этом, но что-то в его слишком спокойном и рассудительном поведении подсказывало Аморет, что он боится за нее. Над их жизнями словно нависла какая-то тень, опускаясь все ниже и ниже. Иногда эта тень казалась даже не воображаемой, а почти реальной, но Аморет не могла точно сказать, что она из
Майлз сказал, что на некоторое время собирается остаться в Нью-Йорке, чтобы проделать кое-какую работу.
Аморет решила съездить домой, посмотреть, как идут дела, но не к себе, а в дом к матери, ибо не могла свыкнуться с мыслью, что те апартаменты хоть в какой-то степени принадлежат ей. Не давала покоя мысль о хрустальных лампах, так бесцеремонно вторгшихся в ее жилище и, по-видимому, не собирающихся покидать его. Наверное, они сейчас уже заполонили весь дом. А вообще-то в действительности Аморет даже радовала мысль о том, что монополию на место, где когда-то они жили с Дональдом, завоевали эти хрустальные чудеса. Безусловно, светильники, люстры и лампы были чистыми и спокойными соседями, о каких можно только мечтать; Аморет постоянно в мыслях воспроизводила их искрящимися, танцующими, позвякивающими и сверкающими. И когда она словно воочию видела их, на душе у нее становилось гораздо покойнее.
Несмотря на то что этот полдень раннего лета выдался превосходным, мать оказалась в постели. Она недвижимо лежала на спине с закрытыми глазами. Аморет стояла рядом с постелью матери и смотрела на нее с ужасом, жалостью, отчаянием и внезапными угрызениями совести.
«Ведь это произошло из-за меня! — думала она. — Из-за меня она болеет!»
Аморет повернулась и собралась быстро выйти в коридор, но наткнулась на одну из служанок.
— Маргарет, что случилось с мамой? Она больна?
Маргарет мрачно взглянула на Аморет.
— В последнее время она не очень хорошо себя чувствует, миссис Аморет. И вам известно об этом.
— Я ничего не знала! Да как ты смеешь говорить со мной таким тоном! Что это за намеки? Меня здесь не было и…
— Нет, миссис Аморет. Не далее как в прошлый вечер…
— Маргарет, что случилось? У меня такое впечатление, что никто из вас больше не понимает самых простых вещей. С тобой все в порядке, Маргарет?
— Со мной-то все в порядке, миссис Аморет.
— Но ты такая печальная. А раньше, увидев меня, всегда выглядела такой счастливой и радостной. Ведь у мамы снова начались мигрени, верно? У нее так давно их не было, с тех пор как я была совсем маленькой. И вот теперь они начались снова!
Маргарет невольно коснулась руки Аморет.
— Миссис Аморет, послушайте меня. Вы говорите, что вас долго здесь не было, что вас не было здесь прошлым вечером… И все-таки, хотя вам никто и не сказал об этом,
Аморет задумчиво посмотрела на служанку.
— Да, — спустя некоторое время призналась она. — Я знала об этом, верно… Как странно… Она спит?
Они вернулись в спальню и, остановившись у постели миссис Эймз, долго на нее смотрели. Наблюдая за матерью, Аморет почувствовала, как у нее защипало в горле. «Майлз говорил мне, — подумала она, — что надо интересоваться, как идут дела дома, а я этого не делала; и вот теперь мама больна и нуждается во мне. Я могла бы веселиться и шутить, и она тут же пришла бы в хорошее настроение и поправилась. Ведь никто, кроме меня, не может утешить и успокоить ее…»
— Миссис Эймз, — шепотом позвала Маргарет. — Миссис Эймз…
Миссис Эймз медленно открыла глаза. На ее лбу образовались небольшие симпатичные морщинки.
— Миссис Эймз, ваша девочка здесь…
— Маргарет! — крикнула Аморет.
Она в ужасе уставилась на служанку, не понимая, как можно быть такой глупой и предельно жестокой. Сказать миссис Эймз, что ее дочь находится здесь, заставить смотреть на нее, заставить вспоминать, когда ей это было не под силу… Эта женщина, наверное, сошла с ума, если способна на такие поступки. Ибо ей, безусловно, известно, что миссис Эймз больше не помнит о том, что у нее когда-то была дочь. А понимает ли это Маргарет? Аморет никогда не была уверена в этих людях. Иногда у нее создавалось впечатление, что они совершенно не осознают происходящего вокруг.
Аморет отвернулась от служанки и вновь посмотрела на мать. Та смотрела ей прямо в лицо, смотрела с беспредельной нежностью, лаской… и печалью. Это выражение материнского лица казалось воплощением мировой скоби. Никогда и ничего подобного Аморет не видела. И хотя спустя несколько секунд миссис Эймз улыбнулась, дочь поняла, что за время ее отсутствия случилось нечто ужасное. Аморет пронзило мучительное чувство вины, ведь она уехала путешествовать, оставив мать в одиночестве, лишив ее даже возможности утешаться памятью о дочери.
Да, совершенно очевидно, что ее система начала давать сбой.
Аморет чувствовала и понимала, что сейчас происходит: мать смотрела на нее и видела кого-то, стоящего возле ее кровати. Возможно, она узнала Аморет, но в этом нельзя быть вполне уверенной. Но вот медленно, словно плывя под водой, Аморет вынырнула на поверхность и резко возникла в сознании матери. Дочери так страстно хотелось этого, что она решила прорвать плотную завесу забвения, ибо не могла больше выносить материнских страданий. Она должна помочь матери, если сможет. Обязательно должна…
— Аморет, дорогая, — прошептала миссис Эймз. — Ты узнаешь меня?
Аморет проглотила комок в горле, взяла мать за руку и с рыданиями упала на колени подле постели больной.
— О мамочка, ты заболела, а меня не было рядом с тобой!
Миссис Эймз ласково погладила Аморет по голове.
— Но ты теперь здесь, дорогая. Спасибо тебе, что пришла.
— Нет! Не благодари меня! Мне давно следовало быть здесь! Если бы я знала, что ты больна, я бы тут же приехала… Не важно, какие развлечения пришлось бы оставить ради этого! И ты знаешь это, мамочка! Ведь ты знаешь это, правда?!