Любовное приключение в семейном кругу

Фейхт Леон Самсонович

А поздно ночью пришло длинное послание:

«Дома я не ночевала уже больше недели. Уж и не помню, где у меня там что. Тут, оказывается, даже хорошо. Лес. Но совершенно нет тебя. Твоих рук нет нигде: ни на затылке, ни на спине, ни даже на попе. Проверила. Нету. Не пойму, где ж я их порастеряла-то. А я действительно ощущаю себя твоей. И предпочитаю не задумываться, имею ли на это право. Ты есть, я твоя. Действительность, данная в ощущениях. Представь, что у тебя вдруг вырос хвост. Не сильно заметный, не особо мешает, не болит, не отваливается. Ну хвост, ну и что. Твой хвост. Теперь, значит, живём с хвостом. Кого не касается, тому не показываем. Никакого смысла уже нет думать, должен ли у тебя быть хвост. Уже ведь вырос. Так и я. Я у тебя уже есть. К стати, прими к сведению - тебе придётся жить вечно. Это наверняка несложно. Надо

только правильно рассчитать необходимое количество поцелуев и объятий. Думаешь, не сработает? Просто любить и жить. Непрерывно. Не отвлекаясь. Лет двадцать. А ещё у меня в заложниках твои носочки нашлись! Буду вудуистскими ритуалами щекотать тебе пятки, берегись! Они выстирались и спят. На работу завтра решили не идти. Хочешь, поедем танцевать завтра вечером, куда скажешь? Ты - танцевать, я - любоваться. Ну всё. На плечах касания твоих ладоней, на губах вкус твоих поцелуев, перед глазами твой взгляд. И больше можно ничего в жизни не знать. Сплю».

Оставшиеся до отъезда дни они старались быть вместе каждую свободную минуту. Из за детей и собаки она не могла оставаться у него. Возвращалась домой поздно ночью, а уже в 6 утра нужно было вставать, чтобы разобраться с детьми и успеть на работу. Московский трафик задавал жёсткий ритм. Вечер перед отъездом они провели, гуляя по набережным Москвы реки, договорились, что она приедет к нему в августе.

В самолёте в полудрёме он предался воспоминаниям. Перебирал в памяти их разговоры, прогулки по городу, моменты близости, снова и снова вспоминая лёгкость и естественность их отношений, объединяющее их «совпадение реакций». И уже возникшее между ними, но ещё не определённое словами, взаимное чувство… А в аэропорту в Вашингтоне его ждало её письмо:

«… твой сын сказал, что ты приедешь на целый месяц. Я скакала и визжала, твердила, что буду каждый вечер таскать тебя по городу, он смеялся и напоминал, что ты едешь работать, и что разговоры со мной не должны тебя утомлять или смущать - сестрица, знай меру. А потом он как-то мимоходом обронил, что ты приезжаешь в последний раз. Что компанию ты отдаёшь ему, а больше тебе здесь делать нечего, без острой нужды тебя сюда и калачом не заманишь. И я запаниковала. Вообще не понимала, на каком свете нахожусь, чего хочу и что делать, только стучало внутри, что ты можешь исчезнуть, и ничего страшнее в голову не приходило, руки опускались. А когда ты приехал, словно крылья выросли. Поняла - не отпущу. Не знаю, как, но моё, корнями прорасту, не пущу. А ты стал учить меня танцевать, и я дрожала и спотыкалась в страхе, что ты заметишь, что я тебя хочу. Что со стороны наверняка видно, какого размера искры летают между ладонями. Что ты возмутишься, оскорбишься и захлопнешься. И бежала за тобой хвостом, в твоей кепке, не в силах оторваться. И до сих пор бегу. Я люблю тебя».

Июнь-Июль

Mi Alma! То, что случилось со мной, с нами, это редкое чудо совпадения. Омут, легко и естественно поглотивший меня целиком, подаривший давно забытое ощущение живой тёплой радости, которое я ношу в себе с момента нашей встречи, естественность и лёгкость, с которой мы, разделённые почти на 40 лет, чувствуем себя вместе, подтверждают это. Счастливчик, вытащивший выигрышный лотерейный билет, я узнал тебя сразу. С первого взгляда, первого жеста, первого слова между нами возникла близость и понимание, которые можно не испытать за всю жизнь. Ты мне явилась! Но как! В образе женщины моложе меня на несколько поколений и к тому же собственной племянницы. Почему ты? Что это - подарок судьбы, или испытание? Я не спешу искать ответ, хотя знаю, что этот момент настанет. Но не сейчас. Сейчас время любви. Я влюблён, и, как это не странно звучит в моём возрасте, вдруг снова ощутил себя счастливым, ничем не обременённым 17 летним мальчишкой, не умеющим и не желающим озадачивать себя далёким будущим.

– Это не странно мой хороший, это прекрасно!!! А я вернулась из серии командировок. Начальница ржёт: " Твоя слава торговаться не докатилась пока только до Японии!! в Лондоне и Будапеште мне тебя комментировали и Маскард, и Рижский стандарт, и Юкэш, и другие…Твоя жаба приобретает международные масштабы!" Да, мой милый. У тебя очень жадный хвост, международного масштаба. Я люблю тебя, я счастливая, и везучая. У меня

наверняка скоро прорежутся крылья! А сегодня утром после 4 часов сна уткнулась почту - а там столько тебя! Да ещё с комментариями. Картинки прекрасны. Спасибо, любовь моя. Теперь будет на чём учиться рисовать. И танцевать учиться буду. Уже договорилась с Леной. И Зине позвоню, хотя я панически боюсь этой реверансной манеры общения! Остаётся зажмуриться и вспомнить, что ты держишь меня за руку.

Любимый мой! Столько накопилось, что я должна сказать. Я заметила, что после твоего отъезда постоянно впадаю в какое-то невозможное состояние, боюсь, совершенно физическое. При мысли о тебе я начинаю сжиматься внутри, и терять волю и внимание. Я больше 30 лет живу на этом свете, и мне никогда не приходило в голову, что так бывает. Не смотря на вполне бодрый темп жизни, загруженность и массу отвлекающих факторов, с пугающей частотой замирать с мыслью о тебе, хотеть тебя, и таять, плавиться, теряя абсолютно способность адекватно реагировать на внешние обстоятельства. Ну не ужасно ли? Пыталась анализировать – бесполезно. Но зато поняла, где тебя невосполнимо нет. Нет в ответ на мою ежедневную жизнь поднятой бровью, круглым глазом, нежной издёвкой с припрятанной усмешкой, которая расплывается в улыбку до ушей, когда комментарий попадает в цель. Нет моим утром, чтобы прижаться всем телом, шептать тебе в ухо и чувствовать твои руки, сплетённые у меня за спиной, нет вечером, когда я дрожу, и пытаюсь отделаться от мысли, насколько мне было бы легче, если бы у меня была возможность тебя поцеловать. Пусть один раз, но сейчас. Всё, всё, не ною…

Ты заметил? Происходит серия удивительностей в нашей паутине вокруг этого шарика. Ты идёшь на концерт, я вдогонку слушаю записи. Я хожу на милонги, ты смотришь на скетчи и акынские записи с них. Ты идёшь в консерваторию, я лезу искать картинки и саундтреки. Я карабкаюсь на Исаакиевский собор, ты смотришь фотографии Питера сверху. Мы читаем вслух через весь шарик. Подсовываем друг другу книжки и фильмы. Обсуждаем прочитанное и услышанное, цитируем Суера Выера и Покровские Ворота. Мы одновременно живём две жизни вдвоём в двух часовых поясах. Мы заканчиваем день словами «Доброе утро, любимый». А просыпаясь и щурясь на солнце говорим «Спи спокойно, моё счастье, я храню наш мир, я на посту, это моя смена». А нас не разорвёт в клочья? Мы оба не отличаемся спокойствием и склонностью к жизни без событий.

– Вот и моя очередь сказать: «Доброе утро, моё счастье!” Разорвёт ли нас в клочья? У меня нет прямого ответа. Сегодня мы держим с руках наш маленький шарик и верим, что расстояние не может нам повредить Но вполне возможно, что и разорвёт, просто от не возможности удерживать в себе то, о чём хочется громко кричать всему свету. Узнала мою мечту?

– Нет. А где? Обшарила весь телефон в поисках тебя - смски, почта, скайп. Под подушкой и в кресле тоже шарила.

– Ну как же? Вот она: Мне бы жить в толкучке городской, мне бы спать с девчонкой молодой…

– Х-м, только мечта? Я думаю вполне достижимая мечта. Приезжай по чаще. Или давай сочиним совместный стартап где-нибудь на целине? Поедем поднимать.

– Лучше песню и будем петь.

– Песня получится оооочень длинная, охрипнем. Но я действительно натыкаюсь в своей голове на регулярно зудящее желание придумать легитимные обстоятельства вытащить тебя на годик-другой в чужеземные страны.

– Придумай, пожалуйста. Я верю в твой талант, но не думаю это будет легко.

– Знаешь, я кажется приняла status quo наших отношений и поняла, что надо перестать рвать себя на части. Надо взять себя в руки и привыкнуть к тому, что разрешённое дневное количество тебя это память: твоя кожа, руки, глаза; это тонкий слой, защищающий меня снаружи и проникающий внутрь. И что я должна сохранять это в ожидании следующей встречи. И выдавать наружу только речь. Ни руки, ни глаза, только письма и звуки.

Но иногда возникают настроения, в которых я теряю осознание того, что нельзя развернуться ко всему миру лицом и лаконично сообщить, что война окончена, всем спасибо, и вот этот мальчик - моя жизнь, мой воздух и мой смех. И мы будем просыпаться вместе, а кто не согласен - я соболезную, но помогу только лет через пятнадцать. А изобретать не лобовые решения кажется абсолютным идиотизмом.

– Thank you for trusting me with 15 years. You're generous. But I still would'nt step on that dangerous turf. The probability of loosing is close to 100%. It could’ve worked for me 30 years ago...