Любовное состязание
Шрифт:
– О-о, – проворковал он, – какие точеные лодыжки, разрази меня гром!
И тут же ему пришлось разочарованно хмыкнуть, так как барышня заметила его интеpec и с веселым смешком расправила белые муслиновые оборки на подоле, восстановив таким образом порядок в своем туалете. Испустив унылый вздох, Гарви Торнуэйт весьма неохотно и вернулся к прерванному разговору.
– Когда имеешь дело с Конистаном, всегда поступай, как тебе вздумается, а объяснения оставляй на потом. Он, конечно, может сколько угодно на тебя дуться, но дельце-то уже будет сделано, и ему ничего иного не останется, как развести руками. – Гарви повернулся и взглянул на Дункана большими и дерзкими голубыми глазами, в которых
Дункан отпрянул от него, в ужасе при одной лишь мысли о подобном поведении по отношению к сводному брату. Он был на десять лет младше Конистана и привык смотреть на него с тем же почтением, что и на покойного отца. Поэтому на слова друга он отозвался так:
– Я бы не смог… никогда в жизни… только не с Конистаном!
– Чушь! – Гарви решительно хлопнул друга по плечу. – Или тебе придется до конца дней своих зависеть от его тиранства, ведь он, как опекун, распоряжается всем твоим состоянием. Уж слишком ты высокого мнения о нем, уверяю тебя! Не надо смотреть на него с таким благоговением, это отнюдь не на пользу ни тебе, ни ему. Вот почему я, к примеру, время от времени даю Конистану хороший нагоняй пару раз в неделю для его же блага. И тебе советую поступать так же. Тебе сразу полегчает, вот увидишь.
При мысли о подобном кощунстве Дункан на мгновение лишился дара речи. Вновь обретя способность говорить, он выразил свои чувств решительно и просто:
– Уж лучше я совершу марш-бросок по непролазной грязи в слишком тесных сапогах!
Гарви озабоченно положил руку на плече Дункану и, глядя ему прямо в глаза, произнес:
– В один прекрасный день тебе все же придется послать его ко всем чертям, мальчик мой! И ты сам это прекрасно понимаешь. Так почему бы не сейчас?
– Не могу, – покачал головой Дункан. – Полагаю, ты прав, но… нет, только не сейчас.
Он вдруг рассмеялся, вспомнив, как несколько дней назад Конистан выпытал у него правду.
– К тому же я свалял такого дурака! Представляешь, сижу я в его библиотеке, потягиваю шерри и читаю томик Мильтона [2] , а тут он входит и спрашивает так, будто речь идет о погоде, не собираюсь ли я принять участие в празднестве мисс Пенрит в Фэйрфеллз! Он меня просто нокаутировал! Откуда он мог узнать? Я же об этом словом не обмолвился, даже не намекнул. – Он потер лоб, и его плечи совсем поникли. – Я только вытаращился на него, раскрыв от, слова не мог вымолвить, а он говорит: «Я так и думал». А потом повернулся и вышел, даже не попрощавшись.
Note2
Джон Мильтон (1608-1674), английский поэт.
– И с тех пор он об этом больше не заговаривал? Не запретил тебе туда ехать или… Боже милостивый, да это же Алисия Сивилл!
Дункан хотел было ответить на вопрос Гарви, но понял, что внимание друга устремлено на иной предмет. Торнуэйт вдел в глаз монокль, отчего тот выпучился, как у громадной рыбы, и воскликнул:
– О Боже, я и не знал, что она уже вернулась из Брайтона! Что за красотка! И какая нарядная! Знаешь, у нее просто очаровательная родинка на запястье с внутренней стороны, – продолжал он, понизив голос и склонившись ближе к Дункану. – Однажды я ее поцеловал, кажется, это было на маскараде у Салли Джерси. Мне бы чертовски хотелось проделать это еще разок. Ручки у нее такие нежные, вторых таких во всем королевстве не найти! Ну скажи, разве она не ослепительна? – закончил Гарви с порывистым вздохом.
На мгновение позабыв о собственных заботах, Дункан уставился на мисс Сивилл, которую
Дункан рассмеялся.
– Вот так-то лучше, Лэнгдейл! – воскликнул Торнуэйт. – Такому богачу, как ты, не пристало вечно хандрить. С годовым доходом в десять тысяч фунтов ты просто не имеешь права ныть и вешать нос!
Однако веселье Дункана угасло.
– Жаль, что я оказался недостоин доверия мисс Пенрит, – сокрушался он. – Вообще-то я с самого начала собирался сообщить Конистану о ее приглашении, но она заставила меня поклясться сохранить это в тайне. Хотя, убей Бог, не могу понять, почему. И я дал ей честное благородное слово дворянина, что ничего не скажу ему о своих планах! Все это так странно… Отдает каким-то средневековьем. – Он засмеялся собственному замечанию. – Впрочем, к этому следует привыкать. Насколько я понимаю, на июльских празднествах в Фэйрфеллз нам придется рядиться в средневековые костюмы.
Гарви подтвердил, что хотя сам он вот уже три года не посещал традиционных празднеств Эммелайн, on dits [3] , что участникам турниров приходится облачаться в настоящие рыцарские доспехи. Затем он выронил монокль и достал из кармана сюртука табакерку.
– А ты уверен, – спросил Торнуэйт, поднимая массивную, украшенную рельефом серебряную крышку, – что не догадываешься, почему Эммелайн потребовала держать твое приглашение в секрете от Конистана? – Взяв щепотку светло-коричневого порошка большим и указательным пальцами, Гарвч осторожно потянул ее носом. – Ореховая смесь, – похвалился он. – Лучшая из лучших. Хочешь попробовать?
Note3
всем известно
Дункан отрицательно покачал головой. Заданный Торнуэйтом вопрос интересовал его куда больше, чем качество табака.
– Понятия не имею, что за муха ее укусила. Я пытался ей объяснять, что Конистану совершенно безразлично, поеду я этим летом в Камберленд или нет, но… чего ты смеешься?
– Ты, дружок, или малость придурковат или чертовски наивен. Но раз уж ты спросил, знай: в этом году она собирается сделать тебя Рыцарем без Страха и Упрека, победителем турнира!
Дункан ошеломление уставился на Гарви. Ему было отлично известно, что за последние шесть лет рыцарь, побеждавший в состязании, неизменно кончал тем, что женился на королеве турнира.
– Что? – в ужасе вскричал Дункан, причем голос его разнесся по всей огромной, отделанной в алые и синие тона гостиной. – Да ты шутишь!
Оглядел собравшихся и с досадой заметил, что по крайней мере две дюжины заполнявших помещение господ и дам взирают на него с изумлением. Дункан откашлялся и, для приличия придав лицу бесстрастное выражение, как ни в чем не бывало повернулся к камину. Как только в гостиной возобновился приглушенный шум обычного разговора, он прошептал:
– Не может быть! Ты, наверное, ошибся. Неужели она вообразила, будто я всерьез увлечен какой-нибудь из ее подружек и собирается меня стреножить? Да как она могла такое подумать?! Все знают, что до сих пор я успешно уклонялся от стрел Купидона. И намерен продолжать в том же духе!