Любовные и другие приключения Джиакомо Казановы, кавалера де Сенгальта, венецианца, описанные им самим - Том 2
Шрифт:
Не знаю, упоминал ли я, что рядом со мной поселился некий итальянский маркиз. Однажды привратник произнёс в моём присутствии его имя: маркиз Антонио делла Кроче.
“Уж не Санта-Кроче ли это?” — подумал я и, расспросив, узнал, что при нём жена, секретарь, камеристка и два лакея. Любопытство моё увеличилось ещё более. Я отправился к нему, и, услышав моё имя, он сразу поспешил мне навстречу. Я не ошибся — это был Санта-Кроче! Мы рассказали друг другу о своих приключениях с тех пор, как расстались в Милане. За шесть лет он изъездил всю Европу, борясь с превратностями судьбы, которая, несмотря на его кажущееся благополучие, не очень его баловала. В Париже и Брюсселе он выиграл много
Госпожа маркиза Санта-Кроче была юной особой семнадцати лет: прекрасно сложённая блондинка с белой кожей, тонкими и нежными чертами лица, одним словом, совершенная красавица. К тому же, она обладала качествами, далеко не всегда сопутствующими красоте, кои в моём представлении даже предпочтительнее сей последней. Я говорю о той особенности манер и умения держать себя, которая проявляется даже во взгляде и звуке голоса. Её братья и сестры ещё живы, и поэтому я не буду называть имени этой женщины. Санта-Кроче звал её Шарлоттой. Когда я впервые увидел его любовницу, она была на шестом месяце беременности. Впечатление, произведённое ею, оказалось столь глубоким, что даже сейчас я не могу вспоминать без волнения о нашей первой встрече. За столом я был рассеян и не находил уместных ответов на те вопросы, с которыми она обращалась ко мне.
Я не мог объяснить себе, каким образом столь очаровательная молодая особа могла увлечься Санта-Кроче — человеком, который не отличался ни внешностью, ни образованностью, ни умом. Его обращение было вполне заурядным, а средства к существованию — более чем неопределёнными. Конечно, любовь не рассуждает, однако же из десяти влюбляющихся женщин девять увлекаются посредством глаз, а если говорить правду, у Санта-Кроче не было никаких качеств, могших бы завоевать для него десятую. Уже во второй раз мне приходилось искать объяснения подобной загадки. История этой второй любви Санта-Кроче являла собой почти полное повторение первой. Но я был далёк от надежды, что и вторая будет отдана мне с такой же лёгкостью. После обеда я счёл необходимым прочитать Кроче мораль и заговорил о долге, понятии для него почти незнакомом.
— Ты же совсем не подумал, прежде чем увозить юную особу. Вот первая глупость. Но не вздумай делать вторую и бросать её. Вообрази только, какая вина ляжет на тебя, если ты оставишь в нищете, а следовательно и проституции молодую девицу, столь необыкновенную, как по своему происхождению, так и по достоинствам.
Санта-Кроче отвечал на это уверениями в вечной любви, что в его устах ровно ничего не означало.
— Твоя любовь к сей девице во многом зависит от состояния твоего кошелька. Ты богат?
— Как игрок, по своему обыкновению.
— И она знает об источнике твоего видимого благополучия?
— Может быть, догадывается, но ведь она любит меня. Мы поедем в Варшаву, и там я женюсь на ней ещё до родов.
— Достойное намерение. Но как ты осуществишь его? Или у тебя полные карманы?
— О, если тебе нужны деньги, мой кошелёк к твоим услугам. Не подумай, что нужда заставит меня отдать и эту женщину.
Я был доволен его предложением, но не воспользовался им, а только сказал, что перестал играть, получив прибыль в
Через три недели исчез его секретарь, это было началом всеобщего бегства. По прошествии ещё двух дней уволилась камеристка, последовавшая примеру двух лакеев. Я предвидел судьбу Кроче и его жены и уже не мог покинуть их. Буквально за несколько дней Кроче проигрался до последнего экю. Было потеряно всё: кольца, часы, столовое серебро, драгоценности. Он продал все свои пожитки и даже платья бедной женщины, желая в последний раз испытать судьбу, однако, несмотря на явное плутовство, происходившее к тому же в моём присутствии, фортуна отвернулась от него. Проиграв последнее экю, Кроче сделал мне знак, приглашая следовать за ним. Мы вышли и минут десять прогуливались в молчании. Наконец, он сказал с отчаянием в голосе:
— Одно из двух — или я прострелю себе голову, или же надо немедленно скрыться.
— Куда ты поедешь?
— В Варшаву. Я знаю, ты позаботишься о моей жене. Не утаивай от неё моих бедствий. Скажи, что я отправился искать удачи в другом месте, и если счастье улыбнётся мне, сразу же вернусь к ней.
— Я собирался в Париж.
— Она последует за тобой. Я буду писать на адрес твоего брата.
— Несчастный! Что ты будешь делать в Варшаве? Ведь ты лишился буквально всего.
— Ещё не знаю, но я лучше умру, чем возьму у тебя хоть одно экю. Мне остаются только эти четыре луидора, и, может быть, с ними я богаче, чем два месяца назад. Прощай! Оставляю тебе Шарлотту. Бедное дитя, зачем только она встретилась со мной!
Прослезившись, он расцеловал меня и удалился. Без белья и без плаща, в шёлковых чулках и с тростью, он отправился, словно на прогулку, прямо в Варшаву! Здесь был весь Санта-Кроче. Я же оставался безмолвным от удивления и печали. Как явиться с сей ужасной новостью к молодой женщине накануне родов? Как сказать, что она может быть никогда не увидит этого несчастного, составляющего для неё предмет обожания? И всё-таки я благодарил небо, устроившее так, что я познакомился с ней до катастрофы, и тем самым оставившее средства для её спасения.
По возвращении я сказал, что нам придётся обедать без Санта-Кроче, потому что он в самом разгаре партии, которая окончится не раньше полуночи. После трапезы я предложил ей руку для прогулки и по дороге спросил, подготавливая почву для тяжкого известия, что она подумала бы о своём возлюбленном, если бы он, оказавшись случайно скомпрометированным в деле чести, предпочёл гибель бегству.
— Ему нужно было бы, не колебаясь, бежать, сударь. Боже мой, да ведь вы говорите о Санта-Кроче! Пусть он немедленно уезжает! Прежде всего, жизнь! Удар жесток, но я вынесу, ведь у меня есть друг, не правда ли? — и она взяла меня под руку.
— Да, у вас есть истинный друг. Я не могу сообщить вам ничего более о Кроче, вы уже всё угадали. Он скрылся, и его последние слова были: “Оставляю на тебя Шарлотту, лучше бы она никогда не знала меня”.
Пока я говорил, у неё лились слёзы, затуманивавшие лазурь её прелестных глаз. Волнение лишило её дара речи. Наконец она сказала:
— Ах, даже в несчастии мне сопутствует удача, ведь вы не покинете меня?
— Клянусь вам, прекрасная Шарлотта, не оставлять вас до тех пор, пока вы не соединитесь с избранным вами супругом.