Любовные утехи русских цариц

Ватала Эльвира

У Екатерины уже новый фаворит. Но пока этот новый надолго и крепко окопается в царственной спальне, еще какая-то мелочь под ногами или между мелькнет, ибо местопребывание Корсакова в ее алькове не было беспрерывным. Его несколько раз звали и прогоняли.

Так что в сумме двухгодичное его пребывание «брутто» во дворце равняется пятнадцатимесячному «нетто» в царицыном алькове. Итак, в промежутке с быстротой молнии прошли: некто Страхов, его сменяет майор Семеновского полка Левашов. Но его скоро прогоняют и опять Корсакова призывают. Но вскоре Корсакова прогоняют и Стоянова призывают. Но вот Стоянов уже не мил, а царица на Милардовича и Миклашевского поглядывает. Нам не резон их всех перечислять, они мелькали с быстротой минутной стрелки, ну, может, чуть подольше Страхов задержался, человек вполне соответствующий своей фамилии.

«Другим можно, а я что, рыжий?» — заявил не рыжий, правда, но чрезвычайно уродливый и карликового роста Иван Страхов и кинулся в ножки императрице, прося ни

больше ни меньше только осчастливить его и стать его женой.

Вот до чего мягкотелость и перебор в средствах матушку императрицу довели. А все потому, что имела удивительную манеру вечно всем улыбаться и, подобно Филиппу Красивому, никому никогда грубого слова не говорить. Случайно встретила этого уродливого и скромного канцелярщика в гардеробной графа Панина, ласково с ним заговорила, милостиво улыбнулась и разбудила самые смелые надежды в этом маленьком и уродливом человечке. Екатерина, конечно, испугалась такой неожиданной наглости своих лакеев, наверное, какие-то соответствующие выводы сделала, но смельчак не с пустыми руками с колен поднялся: получил крест, денежный подарок и чин действительного статского советника.

Пора, однако, нам познакомиться, дорогой читатель, с самым значительным сердечным увлечением, следующим фаворитом царицы. Ланской его фамилия. Ему двадцать два года с небольшим. Мимоходом заметим, что Екатерине стукнуло 55 лет. Кто его царице подыскал? Ну, смело, дорогой читатель, не ошибетесь! Ну конечно же, неутомимый Потемкин. Выбор очень удачен, Екатерина рада, мальчик оправдал ее надежды, так и старается стать ее вторым «я». Никаких изъянов, конечно же, у него нет. Но мы несколько более трезво его оценим, чем опьяненная своим идолом царица. Наша характеристика умещается в трех словах: красив, молод и слаб здоровьем! Вечно он в перерывах между упоительными ночами похварывает. Какие-то там кашли, насморки и прочая чушь, любви не очень способствующая. Екатерина, конечно, эту хворь старается не замечать у своего дорогого мальчика. А он действительно в полном смысле этого слова — дорогой. За четыре года своего фавора «съел» из государственной казны ни более ни менее только семь миллионов рублей. И, конечно, имеет звание генерал флигель-адъютанта и орден Полярной Звезды. И всю свою захудалую дворянскую семейку во дворец перетащил: сестры живо стали фрейлинами, брат с места в карьер получил чин подполковника и прямо царственное жалованье. Мы-то ведь с вами знаем, дорогой читатель, как неизменно щедра бывает влюбленная царица. На все: и на подарки дворцами, землями и бриллиантами, и на словесные излияния тоже. И вот уже летит вечному адресату Гримму очередное послание: «Он всегда огонь и пламя. О, этот генерал — существо превосходнейшее. У него много сходства с Александром. Этим людям всегда хочется до всего коснуться» ^[208] .

208

А. Брикнер. «История Екатерины Второй». СПб. 1885 г., стр. 753.

Не будем вникать, какими это особыми прикосновениями обладали Ланской и внук царицы Александр, по-видимому, речь шла о их любознательности, которую мы как ни старались, но в фаворите не обнаружили. Лежит себе на диване целыми днями и попивает если не лекарственный отвар, то пунш собственного сочинения: смесь токайского вина, рома и ананасного сока, а поскольку ленив и туговат головой, его изобретения дальше этого алкогольного напитка не пошли. Государством, даже немножечко (Екатерина всегда давала фаворитам такую маленькую возможность), управлять не желает — не тщеславен. Ну там петь, играть, танцевать — это само собой, без этого во дворце ни шагу, ну романы французские с пятого на десятое полистает, а все остальное время — любовь. Нам кажется, дорогой читатель, что не случайно Екатерина его с любимым внуком Александром сравнивает. По возрасту так фаворит даже моложе. Но не в этом дело, а в том, как считают сексопатологи, что с годами тяга к молодости увеличивается. Правда, чаще это у мужчин проявляется, и история знает примеры, когда наши старички цари или западные старички короли в смешные положения попадали, женившись или полюбив молоденьких девушек и не соотнеся свой возраст с физическими возможностями. Постоянный афронт в спальне и смех на всю Европу.

Женщина, конечно, в более счастливом положении, а если она еще и всемогуща, то такая любовь на небывалые высоты чувственность поднимает и такого перчика в пресное блюдо сексуальных отношений вносит, что прямо нектар и амброзия вместе взятые. Но Ланской — этот «огонь и пламя», изучивший все повадки, все желания и стремления Екатерины, несколько искусственно огонек поддерживал, настраивая себя на любовный пыл при обильном поедании шпанских мушек. Ну, разумеется, не их самих, но сильных препаратов из них. Вспомним слова маркизы Помпадур: «Когда я стала холодной, как змея, я прибегала к услугам шпанских мушек». Лукавит маркиза — не только к услугам этого сильного средства. Ведь это она вместе с камердинером и доверенным лицом французского короля Людовика XV Лебелем тайную

дверь в тайный особняк, называемый «Оленьим парком», для монарха открывала, где можно было заказать любое женское блюдо: от белокожей англичанки до черной, как уголь, негритянки.

Шпанские мушки положат на ноги Екатерины во время апоплексического удара, который случится с ней незадолго до смерти. Ланской в их применении никакой меры не знал, и сошлемся тут на авторитетного историка К. Валишевского, который сказал: «Ланской истощил организм, принимая для возбуждения шпанских мух» ^[209] .

И как ни печально это нам констатировать, дорогой читатель, но после четырехлетней беспрерывной идиллии Ланской вдруг на этот раз серьезно заболевает и после пятидневной борьбы между жизнью и смертью умирает. Отчего умер? Версий много, выбирайте любую. По одной из них, он заболел скарлатиной («детская болезнь»), к этому примешалась еще грудная жаба. По другой версии, как об этом доносит историк Г. Гельбиг, — от воспаления гортани. «Летом 1784 года, после приема сильно возбуждающих средств, он съел несколько сладких лимонов, и конец!» ^[210]

209

К. Валишевский. «Вокруг трона», стр. 272.

210

Г. Гельбиг. «Русские избранники». Берлин. 1900 г.

Мы не знаем, о каких это сладких лимонах толкует известный историк, не едали таких. Не с апельсинами ли он их перепутал? И почему они должны были вызвать смерть? Не намекает ли историк на насильственную смерть царицыного фаворита? При дворе много шептали о третьей версии, что Ланского отравил сам Потемкин из-за боязни усилившегося фавора Ланского. Но боже! Кого только тогда не обвиняли в отравлениях! Но, во всяком случае, Ланской умер в страшных коликах и в объятиях безутешной царицы. Или, выражаясь словами романтичного француза Массона: «Ее поцелуи приняли его последний вздох». Словом, до правды теперь не доберешься, и стараться нечего, знаем только, что 23 июня 1784 года в возрасте двадцати семи лет Ланской умер, по официальной версии, от воспаления гортани. Горе царицы беспредельно. Все дела остановились. Ее отчаяние ужасно. Целыми днями сидит она в запертой комнатке с сестрой фаворита госпожой Кушелевой и льет горючие слезы. Кушелевой это с трудом удавалось. Ее горе по утрате брата не так велико по сравнению с царицыным. Государственные дела заброшены бывали даже при малейшем недомогании Ланского. Так, в феврале 1780 года английский посол Гарри спросил Потемкина по поводу одной очень важной бумаги, поданной несколько дней тому назад императрице. Потемкин ответил: «Вы, сэр, выбрали неудачное время. Вы знаете, Ланской болен, и боязнь за него тревожит государыню так, что она не может сосредоточить своего внимания ни на чем другом!»

Теперь же, после смерти Ланского, все во дворце «замерло и отнюдь не до рассвета», а на несколько месяцев. Какие там государственные дела, когда у матушки-царицы такое личное горе? Она ведь женщина эмоциональная и не обладает мужественной бесстрастностью Карла IX, который, смертельно отравленный и зная, что жить ему осталось всего несколько дней, так высоко понимал государственный долг, что, превозмогая дикую боль предсмертных коликов, спокойно танцевал на балу, дабы не возбуждать ненужный переполох во дворце и в мире.

Не было у нас и силы воли Людовика XIV, который, узнав, что гангрена уже охватила его конечности и смерть дожидается за дверями, грустно улыбнулся и сказал, показывая на ноги: «А нельзя ли их того, ножом, тяп и готово!»

Да, горе нашей царицы беспредельно, и она в искреннем отчаянии: послов не принимает, да и вообще никого, сидит в запертой комнате в глубоком трауре, проклинает небо, забравшее у нее любовника, желает умереть, перестать царствовать и клянется никогда в жизни и никого в жизни больше не любить! Неподалеку от Зимнего дворца уже копошатся архитекторы и мастера, чтобы воздвигнуть Ланскому мавзолей.

И почему это монархи считали, что мавзолеи облегчат им горечь утраты их любимцев? Вспомним, как французский король Генрих III воздвиг мавзолей своему любовнику красавцу Якову де Левису, погибшему от раны в поединке у короля на руках и с его именем на устах. На мавзолее было написано: «Он не терпел обид, но смерть принял терпеливо». А наша последняя царица Александра Федоровна кому намеревалась воздвигнуть мавзолей? Конечно же, Распутину, и только революция помешала ей это осуществить.

Мавзолей, конечно, в планах царицы Екатерины II, а пока во двор приглашается лечивший Ланского лекарь, и на него сыплются обвинения и гнев императрицы, ибо он не сумел вылечить фаворита. Спасая свою голову, лекарь вынужден был броситься к ногам царицы и умолять ее о пощаде за бессилие своего медицинского искусства. Гримму летит очередное письмо, датируемое июнем 1784 года: