Любовный хлеб

Миллей Эдна Сент-Винсент

«Могучий Дух, всех превзойдя…»

Могучий Дух, всех превзойдя, Мнет землю мерными шагами. Велик он, даже в скорбь уйдя По тем, кого уж нет меж нами. Для смерти люди рождены, И каждому свой срок положен. Стенанья Духу не важны — Так ровен он и бестревожен, Не то что я. Я боль приму: По разным меркам нас кроили; Справляю тризну по тому, Кого вчера похоронили — Я среди ржавчины и слез, Оплакиваю ум безбрежный, Что прахом, словно мхом, порос, — Добыча Смерти неизбежной.

Музыканту

Вечер.

Густеют тени, медлит речное теченье. Одетая в легкое платье, с соломенной шляпой в руке, Кто та, что подле тебя в лодке меж зарослей ивовых Сейчас пленяется звуком голоса твоего? Снова, как прежде, когда был ты со мной неразлучен, Ива глядится в воду, узкой листвой шурша. Тихо журчит река — там, у речных излучин, Врачует тоску душа. Любить тебя в разладе с собою мучительно: Ты так беспечен, так далек, что в глазах темно! Но безмятежность реки в сердце нисходит целительно, Боль с преодолением боли соединив в одно. Не я — другая под ивами, у гущины прибрежной, Горько смыкает уста, затаив банальный обет; Взгляд свой, полный признаний, на тебя устремляет нежно… А во взгляде твоем ни любви, ни презренья нет!

Recuerdo [2]

Усталые, веселые, не ведая забот, Всю ночь мы прокатались на пароме взад-вперед. Там было голо, чисто и пахло, как в хлеву. Но мы в костер смотрели, в ночную синеву; Мы на пригорке прилегли, где от луны светло. Гудели пароходы, и скоро рассвело. Усталые, веселые, не ведая забот, Всю ночь мы прокатались на пароме взад-вперед. Тебе досталось яблоко, а мне досталась груша: Мы их купили где-то — по дюжине на душу. Подул холодный ветер, светало над землей, И из ведерка-солнца дождь лучился золотой. Усталые, веселые, не ведая забот, Всю ночь мы прокатались на пароме взад-вперед, И свежую газету не стали мы читать; Старушке прокричали: «С добрым утром, мать!» Всплакнув из-за дареных груш, за нас молила бога. Мы дали денег ей, себе оставив на дорогу.

2

Recuerdo — Вспоминаю (исп.).

Побег

Не все ли равно, куда мне бежать, Какой дорогой — не все ли равно? Прочь отсюда, чтоб сердцу дать Простор, не то разорвется оно! Откуда мне знать, что в сердце живет, Откуда мне знать, какая беда? Но все-таки что-то во мне восстает: Уйду — не все ли равно куда! Вот бы весь день, всю ночь мне идти, В краю пустынном встречать рассвет — Там, где ни тропки, ни колеи, Ни крова, ни лиц надо мною нет. Вот бы идти из последних сил, Пока я замертво не упаду На берегу, где прилив отступил, На мшистых скалах дождь пережду. Куда мне дорога — в овраг или в порт, — В конце концов, не все ли равно! Пускай по мне причитает сам черт, Коль сгинуть в канаве мне суждено. Что с тобой случилось, дружок? Притихла за пяльцами, как посмотрю. Так. Ничего. Застрял узелок В канве. Давайте я чай заварю.

Песня к пьесе «Лампа и колокольчик»

Здесь, над городом, от ливней Тишина все неизбывней. Этот плачущий голос — где он? Наконец-то снег не тает, На деревьях оседает. Этот плачущий голос — где он? Время

править челноку Ко прибрежному песку. Этот плачущий голос — где он? Все нахмурено: хлопот У земли невпроворот. Этот плачущий голос — где он?

Весна и осень

Весна наступила, весна наступила! Я шла по дороге, со мною мой милый. Влажно чернела деревьев кора. Будто вчера весна наступила. Цветущий персик поодаль рос — Он ветвь обломил и мне преподнес. Осень пришла, то осенью было… Я шла по дороге, со мною мой милый. С криком взлетела грачиная стая. Я вспоминаю: осенью было — Он высмеивал все, что меня восхищало, Разбивая мне сердце мало-помалу. Осень приходит, весна наступает, Капель звенит иль грачи улетают — Во многом я нахожу отраду Весенней порой и порой листопада. Мне больно не то, что любовь миновала, А то, что истаяла мало-помалу.

Весна

Зачем, апрель, ты приходишь снова и снова? Одной красоты ведь мало. И не уймет мою мысль красноватость Едва распустившихся клейких листьев. Что знаю, то знаю. Солнце мне припекает затылок, а я все смотрю На побеги крокуса. Пряно пахнет земля… Как будто и смерти нет. Что же все это значит? Не только в земле погребен человеческий мозг, Добыча могильных червей. Жизнь сама по себе: Ничто — Пустая чаша, лестничный марш без ковра. Нет, все-таки есть что-то большее в том, Что ежегодно сбегает с холма Апрель, Как деревенский придурок, лопоча и разбрасывая цветы.

Плененная мысль

Мой сокол на руку ко мне Слетел Не с небесных высот. Туда, где солнце в туманном огне, Лететь он хотел, Но не вышел полет. Коготь его тепловат, уязвим, С чудом клюв его незнаком, А перья скованны страхом моим — Дрожа, я слушаю гром. Ты, жалкая птица, я зренье тебе возвращаю — лети! Покинь мой стих, с руки моей сорвись! Узри невиданное и прядай в пути Ввысь!

Зола жизни

Любовь покинула меня, и дни, как близнецы. Есть надо и, наверно, спать, — а ночи той возврата нет. И каково без сна во тьме мне слушать, как стучат часы! Где пролетевший день былой, где сумеречный свет? Любовь покинула пеня — все валится из рук; За что бы я ни принялась, отрады нет ни в чем, И сразу опостылел мне забот привычный круг: Лишилось смысла напрочь все, что вижу я кругом. Любовь покинула меня; соседка иногда зайдет: «Нет ли того-то?» Жизнь ползет, мышиная грызня и лень. Все завтра, завтра, завтра — тянется дней монотонных счет. Все та же улица в окне, все тот же дом изо дня в день…

Песня

Исчезла, исчезла летняя прелесть. А раньше была везде… Пропала, скользнула искристой рыбкой С ладони моей к воде. Немея, немея брожу по саду. Где летняя прелесть? Не знаю, как Флажки ее смяла морозная лапа И смолк ее легкий шаг. Исчезла, исчезла летняя прелесть, Пропала снова — и нет нигде… С ладони скользнула зеркальной рыбкой К приливной, мглистой воде.