Любовный треугольник
Шрифт:
– Всё, хватит о ней. – отрезает отец, разворачиваясь ко мне передом. В глазах молнии, скулы ходуном ходят, – Я услышал твои объяснения, Давид. Лусинэ я не оправдываю. Она не должна была идти к Оле. Такие вопросы решаются в семье. Прежде всего она должна была сказать мне. Я же сейчас чувствую себя глупцом, за спиной которого долгое время жили не так, как я себе представлял. И это чувство дрянное. Но ты… ты готов был предать меня. И я сейчас не знаю, как к тебе относиться.
Вдавив ладонь в грудь, он яростно растирает ребра, как будто снова испытывает сердечную боль.
–
Тревожно оглядев его, наливаю из графина стакан воды и протягиваю ему.
– Выпей. И не принимай никаких решений сейчас. По итогу я здесь, не ушел. И если тебе нужна будет поддержка, я окажу тебе её в любом случае. Ты всегда отличался острым чувством справедливости. Поэтому, я думаю, понимаешь почему матери на пороге моего дома не будет никогда. Тебе же, если хочешь присутствовать в жизни внуков, двери открыты.
Он делает несколько глотков воды и молча ударяет стаканом по столу.
– Что с Олей у тебя сейчас? – смотрит на меня исподлобья.
– Ничего. Она уехала.
– Правильно… Хорошего все равно ничего не выйдет из этого. Уж я-то знаю… - в голосе горечь и как будто нота сожаления.
– С Ани и мальчиками мы съезжаем, - ставлю его перед фактом, потому что о том, что правильно, а что нет я слушать не собираюсь.
Наши понятия «правильности» во многом отличаются, как показала жизнь.
– Не надо никуда съезжать, - бросает грубо.
– Я сам сниму себе квартиру. Мне такой дом большой одному не нужен. Мать сюда все равно не горит желанием возвращаться.
– Нам тоже не нужен. Да и квартиру я уже нашел и перевез уже часть вещей.
Сжав губы, отец нервно стучит большими пальцами по столу.
– Всё продумал, да?
– Да.
– Иди, Давид, - взмахнув рукой, устало откидывается на спинку кресла, - мне нужно время подумать.
– Думай…
Разворачиваюсь и выхожу из кабинета.
62 Ани
– Мама, Гор не отдаёт мою машинку!
– Это моя машинка!
– Нет, моя!
– Мальчики-мальчики, тише, ну вы что? Разве так можно? – отодвигаю подальше ноутбук, и прижимаю к себе обоих.
– Но это моя машинка, - топает ногой Арсен.
– Мояяя.
– У вас же целая полка этих машинок, поиграйте этой по очереди.
– Не хочу по очереди. Отдай, - Арсен выхватывает из рук Гора игрушку, и младший начинает громко плакать из-за того, что пластик вспорол ему кожу.
– Арсен, так нельзя. Ты поранил брата. Дай сюда мне эту машинку. За то, что вы не можете ее поделить, я ее просто у вас заберу. Отдам, когда договоритесь играть по очереди.
Прячу подаренный Тиграном Армановичем спорткар, а потом обрабатываю хлоргексидином рану Гору.
Пока вожусь с ними, забываю о том, что поставила на плиту мясо, и вспоминаю только, когда из кухни доносится насыщенный запах гари.
– Боже, - со всех ног мчусь туда.
Воздух пропитался вонью, из сковороды валит дым. Быстро выключив конфорку, переставляю сковороду
На черном дне вместо сочного мяса прижаренные куски несъедобного «чёрти чего».
Да что же это такое?
Недоблюдо отправляется в мусорку.
В зале снова начинают ругаться мальчики, а у меня нервы натягиваются канатами.
Бессилие накатывает волной и хочется плакать.
Я ничего не успеваю. Буквально ни-че-го. Зимняя сессия на носу. В понедельник мне нужно сдать доклад на тему «Техника и технология пищевых производств». Из написанного у меня только план.
Давид вот-вот приедет, его самолет приземлился час назад, я же могу накормить его только пюре, которое сварила Катерина, и вчерашними котлетами. Я думала оставить их для мальчиков, чтобы не готовить, а Давиду собиралась сделать гуляш.
Сделала…
Господи, раньше я столько всего готовила, что можно было накормить всё большое семейство. А теперь даже банальное мясо поджарить не в состоянии.
В коридоре щелкает замок и вместе с этим звуком я как будто ломаюсь. Не успела…
– Привет, - звучит под аккомпанемент голосов мальчишек.
Они бегут к отцу, наперебой жалуются ему друг на друга, он что-то отвечает.
А я спешно делаю несколько глубоких вдохов, стараясь взять себя в руки. Показываться Давиду в таком состоянии не хочу. Больше при нём я не плачу, чтобы не выглядеть слабачкой и «тряпкой». Всё равно мои слезы не помогают. Столько я их выплакала, а толку? Давида они не трогают, отношения между нами не меняются. А видеть его полный жалости взгляд - больно. Слишком он унизительный. Пусть лучше он говорит со мной на равных эмоциях, чем так… как тогда ночью, когда сказал, что не хочет меня.
– Привет, - растягиваю губы в улыбке, когда он входит на кухню.
– Привет. У тебя сгорело что-то?
– Да. Мясо, - виновато кошусь на черную сковороду. – Хотела тебе приготовить ужин, но закрутилась. Как-то всё навалилось. Сначала задержали в университете. ЧП там с ребятами из нашей группы, вот и оставили всех. Думала частично доклад сегодня сделаю, чтобы на выходных с мамой время провести, но все пошло наперекосяк.
Теперь мы живём немного дальше от родителей, да и болела она две недели. Хотелось прогуляться вместе, она по мальчикам соскучилась.
– Не проблема. Ужин закажем. – спокойно произносит Давид, скашивая взгляд на мой ноутбук и разложенные рядом конспекты, - Катерину зачем отпустила, если зашиваешься?
Катерина – это няня, которую мы наняли не так давно, когда Арсен начал приносить из сада вирусы. Ожидаемо, болеют мальчики вместе. Сначала с ними сидела моя мама, но с её слабым здоровьем, было понятно, что не заразиться она не сможет. Поэтому пришлось все-таки найти няню. И хоть по началу к Катерине я относилась с настороженностью, она оказалась ответственной и любящей детей женщиной. Не молодая, с опытом, она несмотря на истерики Гора и требования меня рядом, все же расположила их к себе. Правда, я первую неделю в университете места себе не находила. Думала, с ума сойду от того, как сын плакал утром, когда я уходила.