Любовный треугольник
Шрифт:
Столы идеально чистые, посуды в сушилке рядом с мойкой нет. Даже чашка, которую Давид обычно оставляет после кофе, отсутствует...
Муж проходит по коридору в детскую, а я, ведомая каким-то внутренним чутьем, ступаю следом.
Пульс ускоряется, хотя я еще ни в чем не уверена. Окидываю взглядом убранный зал и застываю. На спинке стула нет привычно оставленных вещей, поверхности тумбочек пустые.
На негнущихся ногах подхожу к шкафу. Пальцы мелко дрожат, но я все равно отодвигаю дверцу….
Обмираю.
Вещей
– Я съехал, - звучит спокойно со стороны входа.
Перевожу на Давида взгляд и чувствую, как в груди простреливает. От ужаса начинают леденеть конечности.
– Присядь, Ани, - кивнув мне на диван, он берет меня за локоть и заставляет сесть на край.
Мне кажется, я попадаю в какую-то прострацию. Внутренне немею, словно под действием седативных. Хотя сердце при этом начинает качать кровь в ускоренном режиме.
– Почему? – спрашиваю тихо, на громче сейчас не способна.
– Потому что так правильно, - садится он рядом.
– Ты не хочешь больше жить с нами?
– Ани, давай смотреть трезво на вещи. Мы не живём нормально уже довольно давно. Разницы в том, буду я жить здесь, или в другом месте – практически нет.
Не живём… это правда… но он был рядом… я знала, что Давид так или иначе приедет домой, а теперь?
Утыкаюсь глазами в собственные ладони. Холод охватывает клетки.
– Ты нашел себе кого-то?
Усталый выдох.
– Нет. Но даже если бы и нашел, что от этого?
Что от этого?
Это больно…. Очень. Хоть и не настолько неожиданно, как в прошлый раз. Думала ли я о том, что у Давида может кто-то быть? Да, часто. Он здоровый мужчина со своими желаниями и потребностями. А если их не удовлетворяла я, значит это делал кто-то другой.
Но он ведь все-равно приходил домой. Не уходил. А значит, это было несерьезно, если вообще было.
На глаза таки набегают слезы, от происходящего деревенеют конечности.
– Поехали со мной сегодня, увидишь где я живу. Если что-то понадобится в любой момент сможешь приехать, и найти меня. Я не бросаю тебя, Ани. Просто буду жить в другом месте. Мы и так почти не виделись последнее время, для тебя мало что изменится.
Звучит категорично. Он давно все решил и моего мнения не спрашивает.
Внутренне дрожу.
– Я не хочу сегодня… ехать… Можно потом?
– Конечно. Тогда я возьму мальчиков, если ты не против. Периодически буду их забирать к себе, чтобы у тебя было время на себя.
«К себе…»
– А родители? Мы что им скажем?
– Ты ничего не обязана объяснять, если боишься. Они у нас довольно редко бывают.
– Но мальчики могут проболтаться.
– Скажешь, как есть. Что у меня есть квартира рядом с рестораном.
Киваю, пытаясь уложить в голове информацию. Горло только спазмом сводит, но я не плачу… НЕ ПЛАЧУ! Держусь…
– Я купил продукты,
– Спасибо, - заторможено шевелю губами.
– Тогда я беру пацанов, и мы погнали.
– Ладно…
Вижу, как Давид встаёт и направляется к двери, а потом оборачивается.
– Ани, - зовёт и ждет, пока я не подниму плывущий взгляд. – Всё в порядке. Изменилось только то, что я буду ночевать в другом месте.
На автомате киваю и слышу, как он собирает мальчиков.
Словно находясь в вакууме, выхожу в коридор, наблюдаю как они обуваются, а потом уезжают.
Оставшись одна, потерянно оборачиваюсь. Тишина убивает. Она настолько громкая, что хочется зажать уши.
Плетусь в зал и обвожу стеклянным взглядом пространство…
Когда Давид приезжал, он спал здесь, на диване. Но большую часть времени эта комната использовалась как игровая для сыновей. Здесь больше места, чем в их спальне.
Сейчас тут все так, как я оставляла перед отъездом.
В углу на полу игрушки, на журнальном столике мои кулинарные журналы и детские карточки, в которые мы играем с Гором и Арсеном по вечерам.
На полке над телевизором наши семейные фотографии… Пожалуй, единственное, что указывает на то, что здесь жил Давид.
Обхватив себя руками, вдруг понимаю, что здесь и так почти ничего о нем не напоминает. Он провел здесь так мало времени, что даже не за что зацепиться. Ни любимой подушки, ни его часов, которые он всегда кладет на одно и то же место. А в этой квартире и «места» этого нет.
Здесь намного больше меня и мальчиков…
От Давида - ничего… Он словно в гости сюда приезжал.
Зажмуриваюсь, тяжело опускаясь на диван, и роняю лицо в ладони.
По щекам наконец стекают слезы.
Мы с мальчиками теперь будем жить сами?
Страх и тоска заполняет воздух. Пытаюсь представить, как теперь будет дальше и к своему ужасу обнаруживаю, что действительно практически ничего не изменится.
Я буду также приходить домой и учиться, пока мальчики будут в саду или с Катериной. По вечерам мы будем гулять на улице пока тепло или играть в настольные игры, а по выходным Давид будет забирать их на прогулки.
Сердце сжимается и стонет. Да, совместных ужинов теперь не станет, я не буду больше слышать его голос из зала, где он играл с сыновьями, когда приходил раньше. Правда было это настолько редко в последнее время, что они больше играли сами, чем с ним.
Вместе мы не выбирались никуда уже очень давно.
Озноб ложится на плечи и тянется к сердцу.
Пытаюсь понять от чего мне так плохо…
От того, что Давид съехал и возможно нашел себе кого-то, или от осознания того, что я не чувствую ожидаемого чувства одиночества и потери?