Любой ценой
Шрифт:
Но разговора, на который рассчитывал Леонид Иванович, к сожалению, не получилось. Потому что встречающие – увы! – пожаловали именно по его душу. Сомов понял это, лишь едва взглянув в глаза напряженно застывшего автоматчика. В зрачках немца плескалась лютая ярость и отчетливо читалась готовность убить. Без лишних слов. Значит, все-таки Шлех. Как только на руднике стало известно про гибель генерала, фон Тиллера хватились. Нашли тело. Сразу вычислили палача и подняли тревогу. Это был приговор.
– Проклятый шпион! – сквозь зубы процедил автоматчик, и это было его ошибкой. Профессор успел сработать на опережение – двумя точными выстрелами из пистолета положил обоих эсэсовцев в ближнем катере, после чего, выстрелив навскидку еще раз, в сторону одного из приближающихся бортов, до отказа повернул ручку акселератора, с могучим ревом движка бросая свой катер в отрыв.
С обеих сторон послышались громкие
Это был подарок судьбы. То самое Чудо. Чудес, как всем известно, не бывает, но, несмотря ни на что, время от времени они все же случаются.
Катер беглеца, оглушительно ревя работающим на предельных оборотах мотором, тем временем уходил все дальше и дальше, на полном ходу летя навстречу свободе и вздыбив над водой нос.
Леонид Иванович улыбнулся, его тонкие губы медленно поползли в стороны…
Но внезапно дрогнули. Застыли. Приоткрылись. Из левого уголка рта профессора вдруг прорвалась, скатившись на подбородок и пробежав по шее, тонкая и быстрая, как горный ручеек, алая струйка. Взгляд Сомова остановился. Тело напряглось. Несколько невероятно долгих секунд сенсей оставался совершенно неподвижен, словно не желая верить, что это – действительно конец, а затем тяжело упал на дно лодки, лицом вниз, и больше не шевелился. Лишь его кровь, пульсируя мелкими слабыми толчками, какое-то время вытекала из аккуратной дырочки, появившейся точно между лопаток Леонида Ивановича, но потом остановилась и она. Почти одновременно с тем, как переставший реветь мотором катер, тихо урча на холостых оборотах, проплыл по инерции еще метров тридцать и ткнулся в песчаный берег…
Глава 27 Дом, милый дом…
– Докладывайте, Павел Семенович. Только факты, без лишних подробностей. Меня через час ждут в Кремле, – высокий дородный генерал, хмуря брови, смотрел на стоящего перед ним навытяжку офицера, так же как и он сам одетого в форму с погонами НКВД.
– Его настоящее имя Ярослав Корсак, товарищ генерал, – раскрыв кожаную папку и сверяясь с записями, сообщил майор. – В тридцать седьмом, когда его мать, бывшую княгиню Анастасию Корсак, работающую акушеркой в больнице, арестовали по указу от седьмого августа – за хищение государственного имущества, – Ярослав был отчислен из университета и подался в бега. Убив при этом трех человек. Находясь на нелегальном положении, сумел обзавестись новыми документами, с тем же именем, но на фамилию Корнеев. Чуть позже сам, добровольно, изъявил желание служить в органах милиции. Но, как мастер рукопашного боя, к тому же владеющий немецким и китайским языками, был тут же перехвачен военной разведкой. Точнее – лично Шелестовым. Тогда Максим Никитич еще был подполковником.
– Это я помню и без вас, майор, – отмахнулся генерал. – Продолжайте.
– Прошел спецподготовку в тренировочном лагере в Ижоре. Получил звание лейтенанта. С сорокового года участвовал в секретных операциях на территории противника. Характеризовался исключительно благоприятно. Пользовался личной благосклонностью Шелестова. Во время войны стал командиром группы. В мае сорок пятого, за несколько дней до Победы, провел молниеносную операцию по захвату части архива СС, во время которой получил серьезную контузию и ранение в ногу. Долго лечился. Уволен из армии по состоянию здоровья, в звании капитана. Награжден многими боевыми наградами, среди которых две Красных Звезды и Золотая Звезда Героя… В поезде, по дороге из Москвы в Ленинград, случайно встретился лицом к лицу с капитаном Бересневым, который вел его дело в тридцать седьмом году. Береснев узнал Корсака, попытался арестовать его. Но это не получилось. Все, к кому он обращался за помощью, включая коменданта вокзала, увидев среди вещей Корсака звезду Героя, тут же вставали на его сторону. Считая, что Береснев просто ошибся и Герой не может быть преступником. Опасаясь быть разоблаченным, ночью, когда Береснев курил в тамбуре, Корсак вошел туда и заколол его спрятанным в рукоятке трости стилетом, после чего сбросил тело на ходу в реку. Считая Береснева погибшим. Но капитан выжил. Он упал на мель, поросшую камышом, это смягчило удар. Позже его нашли местные рыбаки. Отвезли в сельскую больницу.
– Я так полагаю, речь идет о нашем Сомове? – уточнил генерал.
– Так точно. Нами доподлинно выяснено, что с профессором Корсака связывали дружеские отношения еще с первого курса университета. Именно Сомов, долгое время живший на Дальнем Востоке и в совершенстве владеющий восточными видами рукопашного боя, тренировал Корсака. И есть подозрение, что именно Сомов в тридцать седьмом помог ему скрыться…
– Это уже несущественно, – дернул щекой генерал.
– Напряженно тренируясь, Корсак, вопреки прогнозам врачей, сумел полностью восстановить подвижность раненой ноги. Осенью прошлого года к нему приехал из Москвы Шелестов, назначенный начальником спецотдела ГРУ по поиску и ликвидации беглых главарей рейха. Шелестов ввел Корсака в курс дела, рассказал ему о тайной организации бывших членов СС-ODESSA и продемонстрировал фотографии, полученные из Бразилии. От бывшего колчаковского офицера. Из поселка алмазных старателей, где обосновались беглые эсэсовцы.
– Я знаю эту историю, – поморщился генерал. – На одном из снимков был Сомов. Считавшийся пропавшим без вести. О том, что он в Вервольфштадте, знали только мы. Дальше, Пал Семеныч! У меня мало времени.
– Корсак получил приказ уничтожить генерала Шальке и доктора фон Тиллера. Во время встречи узнал, что Сомов – не предатель, а наш агент. Взаимодействуя, им удалось ликвидировать обоих приговоренных. В отличие от благополучно добравшегося до СССР Корсака, Сомов погиб при отступлении. После возвращения в Ленинград Корсак повышен в звании и награжден третьей Красной Звездой. В настоящее время продолжает служить в местном отделении ОСОАВИАХИМ. Уже заместителем директора, Голосова. В следующем месяце старик уходит на отдых и майора Корнеева…. то есть Корсака, прочат на его место.
– А что с Бересневым? – кивнув, нахмурил брови генерал.
– В настоящее время он находится в госпитале, в Твери. У него сломан позвоночник, нет одной почки и парализованы ноги. И все это сделал Корсак. Спасая свою шкуру.
– М-да… – вздохнул генерал. – Не повезло капитану. Честный служака. Хотел поймать беглого убийцу, а в результате на всю оставшуюся жизнь стал калекой. Разве это справедливо, Пал Семеныч? Как считаешь? Должны мы давать в обиду своих людей?
– Считаю, что несправедливо, товарищ генерал, – отчеканил майор. – Будь он хоть трижды герой. В Чека и не таких обламывали. Одна проблема…
– Какая? – приподнял одну бровь генерал. Он уже знал, что сейчас скажет майор.
– Генерал Шелестов, – вздохнул майор. – Корсак – его любимчик. Можно даже сказать, что они друзья. Не думаю, что Максим Никитич обрадуется, узнав, что мы арестовали одного из его лучших… а может, и самого лучшего диверсанта. Ведь если удастся доказать, что Корнеев – вовсе не Корнеев, а объявленный в розыск еще десять лет назад убийца, его однозначно ждет расстрел. А в том, что мы сможем довести дело до приговора к высшей мере, я уверен на все сто процентов, товарищ генерал!.. Все что нужно – это ваше добро на арест Корсака. Я тут же отзвоню в Ленинград – и через два часа максимум Корсак будет в следственной камере. Так что, Олег Михайлович, весь вопрос в том, захотите ли вы заполучить столь могущественного врага, как генерал Шелестов, или нет. Учитывая всю сложность наших отношений с ГРУ…
– Сейчас не война, майор, – после долгого молчания глухо сказал генерал. – Это во время войны, когда существовал специальный приказ товарища Сталина органам НКВД оказывать всяческое содействие военной разведке и контрразведке, такие, как Шелестов, имея на плечах всего лишь погоны подполковника, могли по-хозяйски вламываться в кабинет наших генералов и хамить им, ничем не рискуя. Сейчас мирное время. И приоритет вновь, как и в конце тридцатых, принадлежит нам. И нет в ГРУ такого офицера, которого мы не могли бы поставить к стенке за то, что он, пытаясь скрыть свое черное прошлое, превратил в калеку честного человека. Нашего человека…